Нездешний

— Город сотрут с лица земли! — с пылающим от гнева лицом поднялся Йонат.

— Его сотрут в любом случае, если вагрийцы решат взять его приступом. Сейчас враг ждёт, когда падёт Пурдол, и не решается вторгаться в лес. Если Пурдол выстоит, он спасёт и Скарту, и прочие скултикские города. У Эгеля останется всего четыре тысячи человек, но из Скодийских гор придёт пополнение. Мы должны помочь ему выиграть время.

Я знаю: вы думаете, что это безумие. Согласен с вами! Но все преимущества сейчас за вагрийцами. У них в руках все крупные порты. Лентрийская армия отступает перед ними. Дренан пал, дороги в Машрапур перекрыты. Один только Пурдол ещё держится. Если он падёт до выступления Эгеля, нам, как и всем дренаям, настанет конец. Дренайские земли раздадут вагрийским хозяевам, а их купцы только и ждут, когда наше государство вольётся в Большую Вагрию. Если мы не возьмём свою судьбу в собственные руки и не рискнём всем, мы можем считать себя покойниками.

У нас, друзья мои, просто-напросто не осталось больше места для манёвра. Выбора нет — остаётся хватать тигра за горло, уповая на то, что он выдохнется раньше нас. Завтра мы выступаем в Пурдол.

В глубине души Геллан сознавал, что это гибельная затея, и что-то шептало ему, что Карнак в своём стремлении помочь Пурдолу руководствуется скорее честолюбивыми, нежели стратегическими замыслами. И всё же…

Не лучше ли последовать за одарённым свыше вождём к вратам ада, чем потерпеть бесславное поражение под началом у заурядного полководца?

В сумерки совещание закончилось, и Геллан побрёл в свою каморку, чтобы собрать скудные пожитки в полотняные и кожаные седельные сумки. Три рубахи, две пары шерстяных носков, рукописный устав Легиона в истёртом кожаном переплёте, украшенный драгоценностями кинжал и овальная миниатюра на дереве с изображением белокурой женщины и двух маленьких детей. Геллан присел на койку и снял шлем, глядя на портрет. Когда ему впервые показали миниатюру, он остался недоволен, сочтя, что прелесть и радость этих милых лиц передана недостаточно хорошо. Теперь портрет казался ему работой истинного гения. Он тщательно завернул дощечку в промасленную кожу и уложил её между рубахами. Потом вынул из ножен кинжал, полученный в награду два года тому назад: Геллан стал первым человеком, шестикратно завоевавшим Серебряный Меч.

Дети так гордились им на праздничном пиру! Одетые в лучшие платья, они сидели как маленькие взрослые, широко раскрыв глазёнки и улыбаясь до ушей. И Карие не пролила ни капли супа на своё белое платьице, о чём весь вечер твердила отцу. Только жена Ания не пошла на пир, сказав, что от шума у неё болит голова.

Теперь они все мертвы, и души их затерялись в Пустоте. Смерть детей была тяжким горем, невыносимо тяжким. Геллан ушёл в себя, не давая Ании никакого утешения. Одиночество сломило её, и через восемнадцать дней после несчастья она повесилась на шёлковом кушаке… Геллан сам нашёл её тело. Чума отняла у него детей, а жена ушла сама.

Теперь у него остался только Легион.

Завтра он отправится в Пурдол — к вратам ада.

Дардалион молча ожидал гостя. Час назад к ним на луг явился генерал Карнак и изложил свой план обороны Пурдола. Он спросил, может ли Дардалион помочь ему, удерживая на расстоянии Чёрных Братьев.

— Главное — пройти туда незамеченными, — сказал Карнак. — Если хоть какой-нибудь слушок о нашем походе просочится к вагрийцам, они встретят нас во всеоружии.

— Сделаю что смогу, генерал.

— Сделай больше, Дардалион, — убей этих ублюдков.

Когда он ушёл, Дардалион опустился на колени перед шатром и склонил голову в молитве. Так он простоял около часа, а после пришёл настоятель и преклонил колени рядом с ним.

Почувствовав его присутствие, Дардалион открыл глаза. Вид у старика был усталый, веки покраснели, глаза смотрели скорбно.

— Здравствуй, отец настоятель.

— Что ты сделал? — спросил старик.

— Отец, я сожалею о боли, которую причинил тебе, но сделал я то, что считаю правильным.

— Ты внёс раскол в ряды братьев. Двадцать девять священников готовят себя к войне и смерти. Не может это быть правильным.

— Если мы на неверном пути, мы сами заплатим за это — Исток справедлив и не потерпит зла.

— Дардалион, я пришёл к тебе с мольбой. Уйди отсюда, найди дальний монастырь в чужом краю и вернись к своим занятиям. Исток укажет тебе путь.

— Он уже указал мне путь, отец.

Старик склонил голову, и слёзы упали на траву.

— Значит, я бессилен помешать тебе?

— Да, отец. Но ведь я не враг тебе.

— Ты теперь вождь, избранный теми, кто идёт за тобой. Как же ты будешь именоваться, Дардалион? Настоятелем Смерти?

— Нет, я не настоятель. Мы будем сражаться без ненависти, не находя никакой радости в бою. А после победы — или поражения — мы снова станем теми, кем были.