Нездешний

Первый фургон въехал на вершину перевала. Запряжённый шестёркой волов, он имел футов двадцать в длину и был тяжело нагружен ящиками и прочей поклажей. Возница облизнул губы, меряя взглядом опасный путь, взмахнул кнутом, и фургон тронулся вперёд. Нездешний шёл позади с Дурмастом и семерыми его людьми. Первые двести ярдов дорога, хотя и крутая, была относительно лёгкой, широкой и твёрдой. Но потом она суживалась и резко сворачивала вправо. Как ни натягивал возница поводья и ни нажимал на тормоз, фургон медленно скользил вбок, к зияющей слева пропасти.

— Верёвки! — заревел Дурмаст, и его люди обмотали вокруг осей толстые пеньковые канаты. Фургон перестал сползать. Нездешний, Дурмаст и остальные ухватились за верёвки, туго натянув их. — Давай! — крикнул Дурмаст, и возница осторожно отпустил тормоз. Фургон съехал шагов на двадцать вниз. Здесь, на крутом повороте, тяжесть снова потянула его на край, но верёвки держали исправно, и парни, управляющие ими, не впервые преодолевали Дельнохский перевал.

Они трудились около часа, пока благополучно не спустили фургон вниз.

Далеко позади, тоже на верёвках, съезжал второй фургон — его спускали ещё семеро ребят Дурмаста. Великан сел, с ухмылкой глядя, как они надрываются.

— У меня денег задаром никто не получает, — сказал он.

Нездешний кивнул, слишком усталый для разговоров.

— Размяк ты, Нездешний. Поработал всего ничего, а вспотел, как свинья.

— Я не каждый день таскаю на себе телеги.

— А спал хорошо?

— Да.

— В одиночестве?

— Зачем спрашивать, если ты сидел в кустах и всё видел?

Дурмаст хмыкнул и почесал бороду.

— От тебя, парень, нелегко укрыться. Может, ты и размяк, но глаз тебе покуда не изменяет.

— Спасибо, что позволил ей ехать. Это скрасит мне первые дни нашего путешествия.

— Чего не сделаешь для старого приятеля. Ты здорово в неё втюрился?

— Она меня любит, — усмехнулся Нездешний.

— А ты?

— Я распрощаюсь с ней в Гульготире, как ни жаль.

— Стало быть, ты всё-таки влюблён?

— Дурмаст, ты же видел нас ночью. Что было перед тем, как мы легли?

— Ты что-то дал ей.

— Ну да, я дал ей деньги. Хороша любовь!

Дурмаст откинулся назад, щурясь от утреннего солнца.

— Тебе никогда не хотелось остепениться? Завести семью?

— У меня уже была семья — они все умерли.

— И у меня была. Только моя-то благоверная не умерла — сбежала с вентрийским торговцем и сыновей забрала с собой.

— Как это ты за ней не погнался?

Дурмаст выпрямился и почесал спину.

— Погнался, Нездешний.

— Ну и что?

— Торговцу я выпустил кишки.

— А жена?

— Она сделалась портовой шлюхой.

— Славная мы с тобой парочка! Я плачу за удовольствие, потому что не смею больше любить, а тебя преследует давняя измена.

— Кто сказал, что она меня преследует?

— Я. И не надо злиться, дружище, — как я ни размяк, тебе со мной не сладить.

Видно было, что Дурмаст еле сдерживается, но потом гнев прошёл, и он улыбнулся.

— Осталось ещё кое-что от былого Нездешнего. Пошли — пора лезть наверх и спускать другую повозку.

Они трудились весь день и к сумеркам благополучно переправили все повозки к подножию перевала. Нездешний всю вторую половину дня отдыхал — чутьё подсказывало ему, что в последующие несколько дней ему понадобится вся его сила.

Дождь прошёл стороной. Вечером в лагере запылали костры, и запахло жареным мясом. Нездешний прошёл к фургону пекаря Каймала, который разрешил Даниаль ехать вместе с его семьёй. Каймал держался за подбитый глаз, а его жена Лида сидела рядом.

— Где Даниаль? — спросил Нездешний.

Каймал пожал плечами, а его жена, худая темноволосая женщина лет под сорок, прошипела:

— Животные!

— Где она?

— Дождись своей очереди, — дрожащими губами выговорила Лида.

— Слушай, женщина, — я друг Даниаль. Где она?

— Её увёл какой-то мужчина. Она не хотела идти, и мой муж пытался её защитить, но он ударил Каймала дубинкой.

— Куда они пошли?

Женщина указала в сторону рощи. Нездешний взял из фургона свёрнутую верёвку, перекинул её через плечо и побежал туда. Луна светила ярко на ясном небе. Немного не доходя до рощи он замедлил бег, прикрыл глаза и прислушался.

Слева прошуршала какая-то грубая ткань, задев о кору дерева, а справа донёсся приглушённый крик. Нездешний свернул влево и помчался во всю прыть.

Над головой у него просвистел нож. Он упал на землю плечом вперёд и перевернулся. От дерева отделилась тёмная тень, и кривой клинок блеснул в лунном свете. Нездешний вскочил на ноги и прыгнул, правой ногой ударив противника по голове. Тот пошатнулся, а Нездешний крутнулся на месте и локтем заехал ему в ухо. Враг упал без единого звука, и Нездешний крадучись двинулся вправо. Там в мелком овражке лежала в разодранном платье Даниаль. Мужчина стоял на коленях между её ног. Нездешний снял с плеча верёвку и высвободил петлю, завязанную на конце.

Тихо подкравшись к мужчине, он накинул петлю ему на шею и рывком затянул. Тот ухватился за верёвку, но Нездешний сбил его с ног, подтащил к высокому вязу, перебросил верёвку через ветку футах в десяти над землёй и вздёрнул насильника на ноги. Тот выкатил глаза, и лицо, заросшее тёмной бородой, побагровело.

Нездешнему он был незнаком.