Нездешний

— Нет, не понимаю, — покачал головой Дагон. — Я вижу одно: он великий воин и сражается за дренаев так же, как и я.

— На этом и покончим, — улыбнулся Ванек. — Оба мы согласны, что он великий воин, а братьям ссориться не пристало.

Наверху, в башне, Карнак, Дундас и Геллан сидели под только что вышедшими звёздами и слушали эту беседу. Карнак с широкой ухмылкой поманил Геллана в другую сторону стены, где их самих никто не мог услышать.

— Умный, однако, мужик этот Ванек, — сказал генерал, пристально глядя на Геллана.

— Это правда, — усмехнулся Геллан, — вот только с женщинами дурак дураком.

— Не родился ещё такой мужчина, который вёл бы себя умно с женщинами. Уж мне ли этого не знать? Я был женат трижды, но так ничему и не научился.

— Ванек чем-то беспокоит вас?

Карнак сощурился, но в его глазах блеснул весёлый огонёк.

— А если и так, то что?

— Если бы это было так, я не пошёл бы за вами.

— Хорошо сказано. Люблю самостоятельно мыслящих людей. Ты разделяешь его взгляды?

— Конечно — как, впрочем, и вы. Таких героев, о которых поётся в песнях, в жизни не бывает. Каждый человек идёт на смерть по своим собственным соображениям — чаще всего потому, что хочет защитить свою семью, свой дом либо себя самого. Ваши мечты, генерал, простираются немного дальше, но ничего дурного в этом нет.

— Рад, что ты так полагаешь, — язвительно заметил Карнак.

— Если вам не угодно слышать правду, дайте мне знать. Я могу врать не хуже кого другого.

— Правда вещь опасная, Геллан. Для одних это сладкое вино, для других яд — а между тем она всё та же. Пойди приляг — у тебя измученный вид.

— О чём это вы? — спросил Дундас, когда Карнак снова появился на башне.

Тот пожал плечами и подошёл к парапету, глядя на вагрийские костры вокруг гавани. Два корабля скользили по угольно-чёрному морю к причалу, и на их палубах выстроились солдаты.

— Геллан беспокоит меня, — сказал Карнак.

— Почему? Он хороший офицер — вы сами так говорили.

— Он чересчур сблизился со своими людьми. Он считает себя циником, но на самом деле он романтик — ищет героев в мире, который не приспособлен для них. Что побуждает людей это делать?

— Очень многие почитают героем вас, командир.

— Но Геллану выдуманный герой не нужен, Дундас. Как, бишь, назвал меня Ванек? Тонкой бестией? Разве это преступление — желать создания сильной державы, куда не могли бы вторгнуться варварские полчища?

— Нет, не преступление — и вы не выдуманный герой. Вы герой, который пытается показать, что он не таков.

Но Карнак сделал вид, что не слышит. Он смотрел на гавань, где подходили к причалу ещё три корабля.

Дардалион прикоснулся ко лбу раненого — солдат закрыл глаза, и гримаса боли исчезла. Он был юн, и бритва ещё не касалась его лица, но его правая рука висела на одном сухожилии, и только широкий кожаный пояс мешал внутренностям вывалиться наружу.

— Этот безнадёжен, — передал Дардалиону Астила.

— Я знаю. Он уснул… и больше не проснётся.

Походный лазарет был забит койками, тюфяками и носилками. Женщины ходили между рядами, меняя повязки, вытирая мокрые лбы, говоря тихие слова утешения. Сам Карнак попросил их помочь, и их присутствие действовало лучше всякого лекарства: ни один мужчина не станет проявлять слабость перед женщиной, поэтому раненые стискивали зубы и делали вид, что им не больно.

К Дардалиону подошёл главный лекарь, хрупкий человек по имени Эврис. Они как-то сразу подружились, и лекарь был несказанно рад, что священники в трудное время пришли ему на помощь.

— Нам становится тесно здесь, — сказал Эврис, вытирая окровавленной тряпицей лоб.

— Да, здесь слишком душно, и в воздухе чувствуются болезнетворные миазмы.

— Это от трупов внизу. Гану Дегасу негде было хоронить их.

— В таком случае их следует сжечь.

— Надо бы, но подумай, как это повлияет на солдат. Видеть, как твои друзья падают, — одно дело, а смотреть, как они корчатся в огне, — совсем другое.

— Я поговорю с Карнаком.

— Видел ты в последнее время гана Дегаса?

— Нет. Уже несколько дней как не видел.

— Он гордый человек.

— Как большинство воинов. Без гордости не было бы и войн.

— Карнак обошёлся с ним круто — обозвал его трусом и пораженцем. Это всё неправда. Не было ещё на свете человека столь сильного и стойкого, как Дегас. Он думал только о благе своих людей — знай он, что Эгель до сих пор сражается, он даже не помыслил бы о сдаче.

— Чего ты хочешь от меня, Эврис?

— Поговори с Карнаком — убеди его извиниться, пощадить чувства старика. Карнаку это ничего не стоит, а Дегаса избавит от отчаяния.

— Ты хороший человек, лекарь, коли способен думать о таких вещах посреди своих изнурительных трудов. Я сделаю, как ты просишь.

— А потом поспи немного. Ты выглядел на десять лет моложе, когда прибыл сюда шесть дней назад.

— Это потому, что днём мы работаем, а ночью охраняем крепость. Но ты снова прав. Я проявил бы гордыню, делая вид, что могу продолжать так вечно. Я непременно отдохну, обещаю тебе.