— С мечом идти на княжьих людей- это измена, нас первыми казнят, — прошептал в ухо брату Вячеслав.
— Сестру не защитить — то посерьезней измена будет, — так же шепотом ответил ему Всеволод.
— Вы ж еще в дружину не вступили, присягу князю не давали, какая измена? — хмыкнул Яромир. — Просто нападение с холодным оружием на княжьих людей при исполнении. Даже не нападение — сопротивление просто.
Удивительно, как в такой ситуации, мальчишки еще умудрялись шутить и улыбаться.
— Здесь я, Нежданка, — выступила вперед из темноты лохматая зареванная девочка.
Они щурилась от ярких огней после кромешной тьмы погреба и прикрывала глаза тыльной стороной ладони.
Пока Добросвет пытался совершить подвиг или глупое самопожертвование — тут уж с какой стороны посмотреть, Сорока нашептала Богдаше, и тот открыл крышку подпола. Мальчишка сказал Неждане, что сейчас мамку, тятьку, дедуся и всех братьев старших зарубают, коли она не выйдет. И та вышла.
— Тююю, вот так ведьма, — заржал в голос Рагоза.
Конь Колобуда также откликнулся заливистым ржанием. Казалось, что он передразнивал будущего воеводу.
— Молчать! — взревел Рагоза.
Его бас всколыхнул толпу, упал в черноту тяжелым камнем, и тут же пошли круги, как по воде: кто-то смеялся, кто-то свистел, кто-то выкрикивал проклятия. Снова полетела гнилая свекла, разбилась темными пятнами о резное крыльцо.
Кто-то попятился, испугавшись ведьминого взгляда, кто-то, наоборот, напирал вперед от любопытства. Те, кто стоял подальше, начали подпрыгивать, чтобы хоть что-то рассмотреть.
Колобуд отступил назад, в тень, предчувствуя, как сейчас оба брата — Рагоза и Прозор поднимут его на смех. Гнать коней из самого Града ради испуганной девчонки? Князю докладывать о черном заговоре?
— Скажи-ка нам, девка, ты ли лепила свистульки приворотные? — строго спросил у Нежданы Прозор.
— Лепила, но…Я не хотела…Они не… — залепетала испуганная Неждана.
— Цыц! — прикрикнул на нее Рагоза. — Говори четко: «Да» или «Нет».
В воздухе повисла зловещая тишина, все замерли, чтобы услышать, как она ответит.
— Да, — сдавлено выдохнула Неждана.
И ее тихое «Да» подхватили, разнесли эхом.
— Да!
— Да!
— Вы слышали, она сказала: «Да»?!
«Да!» «Да!» — звучали, как короткие удары под дых.
Если и были те, кто не верил в колдовство, а пошел к Сороке на двор поглазеть на княжьих людей, нарядных коней да яркие огни, то теперь уже все повторяли это отчаянное «Да!», все поверили в злую силу.
Толпа уже не видела перед собой испуганного ребенка, она видела ведьму.
— Вот же ж патлы бесовские распустила, — вопила какая-то баба. — Косу девичью не плетет — срамота какая!
— Да, у них, у ведьм, в волосьях вся сила! — истерично хохотал какой-то паренек. — Знаем мы таких…
— Вот уж я ей сейчас все патлы повыдергиваю! — напирала рябая баба, на ходу снимая рукавицы. — Будешь знать, как чужих мужей уводить приворотными посвистами.
Пока рябая пробиралась сквозь толпу, расталкивая народ налево и направо, Досада вытащила припасенные овечьи ножницы и шагнула на крыльцо. Походя, она откинула толстым боком в снег пару мужичков.
Смелая и наглая бабища крепко в кулак схватила Неждану за волосы, подтянула к себе и дыхнула в лицо злым луком. Он ловко защелкала ножницами, срезая девке волосы. Со всех сторон одобряюще заревели, засвистели, заулюлюкали. Уверенными размашистыми движения, как стригла скотину, Досада клоками выстригала косицы и пряди. Ведьмины патлы серебристыми змейками полетели в снег, толпа с визгами и криками откатилась назад. Бабы, которым некуда было шагнуть, прыгали в сугробы, лишь бы не коснуться ведьминых волос, не зацепить себе беду.
— Харю! Рожу ей порежь! — визгливо орали слева из саней. — Чтоб на всю житя следы остались.
— Да, какая житя? — гнусаво кричали справа. — На плаху ее в Град везти, казнить с утреца, да и дело с концом!
— Вот еще чего! На княжьих конях по тракту катать?! — протестовали деревенские. — На погост тащите, там и прикопаем. Живую — как и положено!
— Разве ж можно ведьму на погост?! — шамкающим ртом поучала старушка. — на перекресток ее тягните, к коням привязывайте — пусть разорвут, разнесут клочки в разные стороны! Всегда так делалось — не нам традиции нарушать.
— Мне, мне ее отдайте! — хрипела обездоленная рябая баба, — я ее живьем загрызу!
— Пусть сначала все, что наколдовала, исправит, а потом уж на погост! — орал ярмарочный люд.
— Прекратить беспорядки, — густым басом ревел Рагоза. — Отступитесь!
Он хлестал плетью направо и налево.
Холеные кони топтались перед крыльцом, давили людей, вставали на дыбы. Колобуд так давно не ездил верхом, что давно бы оказался в грязном окровавленном снегу, просто вороному никак не удавалось сбросить с себя такую тяжесть.
Прозор выхватил у факельщика огонь и очерчивал в воздухе огненные дуги.
— Расступись! Отошли все! — кричал он.
И это был единственный голос, который еще как-то слышали, и перед ним отступали.
Сорока изловчилась и закрыла дверь в избу изнутри, бросив Нежданку на крыльце одну на верную погибель. Кто-то из толпы метнул в ведьму топорик, и он глубоко вошел в дерево чуть правее головы.