Неждана (СИ)

Неждану трясло от ужаса, от своей беспомощности. Она вжималась острыми лопатками в дверные доски, и не находила в них опоры. Девчонка пыталась вывернутся, но Досада держала ее мертвой хваткой. Баба продолжала дышать в лицо луком и лязгать ножницами, этот звук оглушал. Казалось Неждане, что не волосы, а ее саму кромсают на куски.

Думал ли дед Василь, что на его резном крыльце, которым он так гордился, его любимую внучку растерзает злая толпа?

Началось. Не хватало дыхания, Неждана жадно хватала морозный воздух, глотала его большими кусками. Все, что удалось сдержать днем в избе Надейки, сейчас с утроенной силой рвалось наружу.

— Мама! Мама! Мамочка! — чужим сильным голосом завыла-закричала девчонка. — Матушка, помоги!

Никогда никому за всю жизнь она не говорила таких слов, ей некого было так называть. Дарена умерла до того, как ее тринадцатая дочь научилась говорить. А потом была только Сорока, и у Нежданы язык не поворачивался называть ее «матушкой», как та всем велела.

Кому? Кому кричала затравленная девчонка-сирота в морозную ночь? Кого призывала на помощь? Она сама не осознавала, не понимала, не ведала, что творит. Звериные крики рвали изнутри душу, они вырываться на волю и летели над притихшей толпой, над темным полем, накрывали лес. Оглушали баб и мужиков, пригибали к земле испуганных коней.

— Ведьма!

— Колдовское отродье!

— Сгинь, нечистая!

— Ведьма! Ведьма! — раздавалось со всех сторон.

Неждана ревела медведем, ухала совой, клекотала хищными птицами, названий которых она не знала, отчаянно рыдала подраненным зайчонком и снова ревела лютым зверем. Ее тело содрогалось, неведомая сила толкала ее изнутри и разрывала на части. Это невозможно было удержать, и это нельзя было выплеснуть, выкричать без остатка. Она уперлась спиной в дверь, запрокинула голову и кричала-кричала-кричала в морозное небо… Выла, стенала и снова кричала.

Ужас оглушил толпу, а потом…

Испуганный шепот пронесся по двору. Шепот скоро разогнался до крика:

— Медведь!

— Рыкарь!

— Смотри, Косматый!

— Хозяин пришел!

— Медведь на опушке!

— Медведь!

— МЕЕЕЕДВЕЕЕЕЕЕДЬ!!!

Наконец все посмотрели на опушку леса- от дома Власа ее отделяли четыре двора да мостки. На опушке стоял медведь. Большой бурый медведь.

— Медведя зимой разбудили! — прошептал кто-то.

— Да, откуда ж медведи в ближнем лесу? — заспорил другой. — Там и зайца уж не сыскать.

— Он сейчас нас заломает, — тише осеннего листа прошелестела какая-то баба.

Медведь толкнулся задними лапами и прыгнул, еще оттолкнулся и побежал. Толпа бросилась врассыпную.

У самого крыльца, где дрожала, раненой птицей билась Неждана, медведь поднялся на задние лапы и пошел на толпу.

— Медведица, — ахнула Досада.

Она давно, как только Неждана начала кричать, бросила ножницы, скатилась с лестницы и сидела, закрыв уши ладонями, пригибая голову в снег.

— Гляньте, это ж медведица, — подхватила многодетная баба.

— Да, ладно! — завопил Звездан.

— У нее сосцы, по ним течет молоко… — почему-то заплакала какая-то девка.

— Да, не бывает зимой, — спорил со всеми подслеповатый дед.

— А ты сам посмотри! — огрызались на него. — Поближе подойди, коли не боишься! Пощупай!

Медведица заревела и подняла морду вверх, растопырила передние лапы. Теперь уже все стоявшие рядом видели, как из розовых длинных сосцов на бурую шкуру капало молоко.

— Макошь пришла за сироту вступиться, — громко закричала Надея. — Дождались, нелюди.

— Богиня Макошь — матерь всехняя показалась из леса медведицей… — зашептала сообразительная девчонка.

— Поди, всех накажет, кто ведьму… Неждану обижал, — засопел мальчишка не из пугливых, но стал пятится назад, к своим саням, к рОдной мамке.

Медведица шла на людей, рвала когтями морозную ночь. Все разбегались кто — куда. Один из факельщиков бросил огонь, чтобы затеряться среди ярмарочного люда. Осоловевший пьяный мужик, подхватил его факел и закинул на крышу избы Власа.

Рябая баба силой вырвала огонь у другого испуганного паренька в малиновом кафтане и тоже швырнула факел в разбитое окно. Уже полыхало подожженное кем-то крыльцо.

Новенький в отряде факельщиков подумал, что поступил какой-то приказ, который он пропустил — надо палить дом ведьмы, и тоже кинул свой факел на крышу, только с другого боку.

Вороной, наконец, сбросил с себя Колбуда и все три его подбородка. Княжий виночерпий ползал на коленях, перемазался гнилой свеклой и вонючей рыбьей требухой. Кто-то украл его богатую лисью шапку, что скатилась в снег. Колобуд тянул растопыренные пальцы в перстнях к бегущим людям, приказывал, чтобы кто-нибудь помог ему подняться. Вместо этого резвый лихой паренек пнул его в зад, подпрыгнул, оттолкнулся и помчался дальше, оставив грязный след от сапога на бархатном кафтане.

Изба полыхала с четырех сторон. Медведица ревела на дворе, распугивая толпу. Местные разбегались и прятались по избам. Прочие валились в сани и правили лошадьми в сторону тракта. Сильные выбрасывали из чужих саней тех, кто пожиже, погоняли лошадей. Все молили о пощаде, о спасении. Надо ж было так древнюю богиню Макошь прогневить, чтобы людям наяву показалась, медведицей из леса вышла.