Неждана (СИ)

Забился Озар в самый уголок коморки, отгородился от других скоморохов барабаном, сопит, да не плачет. Не хочет в себе девчонку выдать, да боится в припадок опять сорваться.

Глава 26. По долам и весям, или Морица-мокрица скоморохов прогнала

На следующий день, когда должны были казнить младшего конюха Ивана, выступление скоморохов на площади перед теремом неудачно прошло.

Народ, который ужО настроился посмотреть, как палач станет головушку рубить, посчитал себя обманутым, коли обещанной казни не получится. Начали свистеть и возмущаться. Прозор на княжеское крыльцо вступил, доложил, что палачу уж за работу уплОчено, и он срубит любую башку, коя еще хоть раз подле терема свиснет. Запрещает княжий указ любые посвисты, хоть в свистульку дуть, хоть через пальцы али сквозь зубы свистеть — про то срочно вторую часть указа сегодня дописали.

Стали люди в малиновых кафтанах с золотыми галунами, с золотыми шнуркам, да с золотыми пуговицами окружать площадь. А так как до этого почти каждый хоть разок свистнул, народ бросился от терема врассыпную, — как корзину с ягодами лесными кто подле терема опрокинул.

Осталось несколько человек, поди, глухие али бессмертные, — перед теми скоморохи и плясали, частушки пели. Головешками горящими подле деревянного терема запретили играться, так репой обычной Балуй с Шульгой перекидывались. Не успели еще и половины спеть, даже медведя не выпускали, как показалась из окошечка терема княжна Морица с недовольным личиком. Велела, чтобы мамки ее волю огласили, а все послухали.

Заорала тут с терема баба полоротая:

— Шо за деревенщина в Град понаехала? Да, как не соромно кривляться перед образованными людьми? На дворе ужО новый век, а вы все в бубны гремите да трещотками трещите! Песням и припляскам тем ужО, почитай, триста лет, а то и поболе.

Тут баба глотнула взвару для усиления голоса и орать продолжила:

— В Цвелизованных краях на скрипочках мелодии нежные наигрывают, на лютнях и флейтах стараются. Даже гитары уже появилися давно! К кажному празднику там новые песни ваганты слагают, а у нас одни и те же частушки соромные триста лет поют!

Тут уже и князь Владивой с княгиней Рогнедой в окна выглядывать начали, руками замахали, чтобы бабу полоротую кто-нибудь угомонил. Но та еще успела прокричать:

— Не желает княжна Морица более на ужимки и кривляния скоморохов глазеть. Впредь велит их в Град не пущать, дабы вкус дурной народу не прививали!

Извинился Прозор перед скоморохами от имени князя и княгини, да попросил в Граде пока не появляться. Перестанет княжна Морица дурить, остепенится, мож, замуж кто возьмет, — так и пригласят их сызнова с напевами родными, задушевными. А пока и без них с Морицей не сладить. Пятнадцать годков — сложный возраст у девчонки.

«Морица-мокрица! Морица-мокрица!» — твердила про себя Нежданка, когда пришлось скоморохам покинуть Град. Не мог того маленький кривляка вслух сказать, зато стучал яростно колотушкой в большой красно-синий барабан. Да, задирал подбородок повыше, чтобы отдача в челюсть не прилетела.

Даже рассмотреть княжеский терем толком Нежданка не успела, один амбар и запомнила. А к шоколаду с молоком у Ванды уже привыкла. Где еще такую вкуснотищу отведает?

Долгих два года путешествовала девчонка со скоморохами. Научилась и вприсядку плясать, и колесом вертеться, и на руках ходить умела. Перекидываться репой кое-как научилась, иногда Шульгу подменяла, с Балуем выступала. Песни пела, бубном звенела, на трещотке гремела, но все ж больше ей доставалось в барабан колотить. А Нежданке даже нравилось — отводила душеньку, всю ярость свою в барабан вколачивала. УжО раз пять его перетягивали, не выдерживали бабрабаньи бока такого напору.

Где они только с Балуем не побывали за долгие два года…Сколько постоялых дворов в ее памяти остались мутными пятнами закопченных фонарей, запахами кислых щей да гороховой похлебки. В «Хохотушке» тоже раза три останавливались, вспоминала тогда Неждана, как в сене хоронилась, и с чего все началось.

Ваньку везде искала, да нигде его не было. Придумала себе, что через его страсть к лошадям выйдет на Ванькин след. Куда бы скоморохи не приезжали с выступлениями, она все про коней расспрашивала, ходила смотреть разных — гнедых, вороных, буланых.

Коньков не гладила по старой памяти, боялась, что вред им какой причинит ненароком, больше с конюхами толковала. Спрашивала, не встречали ли они одного парня, ее знакомца, годов двадцати трех, тоже конюха, с добрыми зелеными глазами, такого лопоухого? Имена разные придумывала, вдруг угадает, не жил же он по-прежнему Иваном — такое-то имя редкое враз на него выведет.

Да, никто не откликнулся, не припомнил конюха лопоухого.