Нежеланная женитьба

Вообще в этот день она ощущала повышенное внимание к своей особе. Все высказывали ей свою любовь и самое теплое отношение. Впрочем, на долю герцога любви и внимания пришлось в десять раз больше. Все считали своим долгом сообщить ему, как его любят.

Когда Оноре показалось, что она вот-вот упадет от усталости, ее спас дядя. Он подошел к ней с бокалом шампанского в руке и, вручив ей его, тихонько проговорил:

— Ты, должно быть, очень устала, моя дорогая, а ведь тебе еще предстоит разрезать свадебный торт.

Онора взглянула на герцога и по выражению его лица поняла — единственное, чего ему хочется, это убраться отсюда куда-нибудь подальше.

В этот момент тетя резким, не терпящим возражений тоном, которым имела обыкновение разговаривать с Онорой, сообщила ей, что сразу же после того, как она разрежет торт, ей нужно будет переодеться.

— Я не спросила герцога, куда мы поедем отсюда, — заметила Онора.

Это высказывание почему-то привело тетю в еще большее негодование.

— Сегодня вечером вы отправитесь в Лондон, и там Ульрих, без сомнения, сообщит тебе о своих дальнейших планах.

Онора удивилась, что тете о них ничего не известно, однако вслух ничего высказывать не стала — она уже научилась не задавать много вопросов.

Хорошо уже то, что не придется слишком долго ехать — от Лэнгстоун-Холла до Лондона было всего два часа езды.

После того, как торт — настоящее произведение искусства, созданное поваром герцога, — был разрезан шпагой, гости подняли бокалы за здоровье новобрачных, а герцог сказал ответную речь.

Как только он замолчал, графиня потащила Онору наверх, где их уже поджидала Эмили, которая удостоилась чести прислуживать новоиспеченной герцогине во время ее медового месяца.

— Пошевеливайся! Мужчину, да будет тебе известно, не следует заставлять ждать! — рявкнула графиня и вышла из спальни.

— Какая вы хорошенькая, мисс… то есть ваше сиятельство! — воскликнула Эмили. — Все говорят, что в жизни не видели такой красивой невесты!

— Я рада, что они так считают, — ответила Онора.

И тут же подумала, что единственный человек, которому в общем-то наплевать, как она выглядит, это ее собственный муж. При мысли о нем в ее груди стал нарастать комок, который, пока она переодевалась, становился все больше и больше.

Вот и настало время, когда она останется с герцогом один на один… Один на один с его презрением и безразличием…

— Помоги мне, папочка, — тихонько прошептала она.

— Вы что-то сказали, ваше сиятельство? — спросила Эмили.

— Нет, ничего, — ответила Онора. — Подай мне шляпку, Эмили. Мы не должны заставлять лошадей ждать.

— Ну вы-то будете в Лондоне намного раньше меня, ваше сиятельство. С такими-то лошадьми…

Онора с удивлением смотрела на нее, и служанка пояснила:

— Разве вы не знали, что его сиятельство повезет вас в своем фаэтоне?

— Понятия не имела, однако я этому очень рада, — ответила Онора. — Гораздо приятнее проехаться в открытой коляске, чем сидеть, закупорившись, в карете.

Она с облегчением подумала, что в путешествии в фаэтоне есть и еще один плюс — отпадает необходимость разговаривать с герцогом. Ей казалось, что в настоящий момент она этого хочет меньше всего, а ведь совсем недавно только об этом и мечтала.

Онора догадывалась, что герцог придет в еще худшее расположение духа, чем раньше, потому что вынужден уезжать от друзей и близких с какой-то незнакомой женщиной, на которой женился лишь затем, чтобы спастись от немецкой принцессы.

«Может, когда мы останемся одни, нам будет проще узнать друг друга», — подумала Онора.

Но эта мысль не придала ей уверенности, наоборот, в груди продолжал нарастать тяжелый ком.

Только она успела завязать под подбородком ленты, как в комнату вошла тетя.

— Ну что, готова? — проскрипела она. — Сколько можно копаться?

— Я готова, тетя Элин, — пролепетала Онора.

— Можешь идти, Эмили, — разрешила графиня. — Экипаж тебя уже дожидается, и я шкуру с тебя спущу, если ты что-нибудь забыла.

— Я уверена, миледи, что упаковала все, — ответила Эмили.

— Тогда чего ты ждешь?

Горничная пулей вылетела из комнаты, а графиня направилась к Оноре, которая сидела за туалетным столиком.

Когда тетя подошла к ней вплотную, Онора молча встала и вопросительно глянула на нее, ожидая, что та сейчас выскажется по поводу ее наряда. Однако слова графини вызвали у нее полнейшее недоумение.

— Итак, ты замужем, — с ненавистью в голосе произнесла Элин. — Теперь заруби себе на носу — герцог ненавидит, когда ему вешаются на шею и надоедают бесконечными заверениями в любви.

Онора так удивилась, что слова вымолвить не могла, однако, понимая, что тетя ждет от нее ответа, пробормотала:

— Ну что вы… Я вовсе не собираюсь… этого делать.

— И чем скорее ты родишь ему ребенка, тем лучше, — продолжала графиня. — Ему нужен наследник, имей это в виду!

Даже не взглянув на полное ужаса лицо Оноры и слезы на ее глазах, она вышла из комнаты, очевидно, решив, что больше говорить не о чем.

* * *

Когда они выехали из Лэнгстоун-Холла и на бешеной скорости мчались в фаэтоне, запряженном четверкой великолепных лошадей, Онора вспомнила слова тети.