Стоял жаркий летний день, мне 18, я вышла за мороженым в желтом топе и короткой черной юбке. Наш сосед с первого этажа недавно купил машину – белую тойоту. Они с семьей и друзьями провели весь день на природе, у речки. Вернувшись, поняли, что забыли какие-то вещи, позвали поехать с ними, прокатиться на новой машине. Делать мне было абсолютно нечего, я согласилась. Сосед за рулем, рядом наши друзья и я. Он ехал быстро и на первом же повороте на трассе не справился с управлением. Я помню все как в замедленной съемке: играет музыка из итальянского фильма, колеса отрываются от земли, и машина в воздухе наклоняется вправо. Мне страшно. Темнота. Следующий кадр – я лежу на земле, и надо мной голубое и чистое небо. Красиво. Прихожу в себя и резко встаю, отряхиваю пыльную одежду. Я босиком, обувь примерно в метре от меня. Удивляюсь, почему я так странно разулась. Ничего не помню. Потом вижу метрах в трех-пяти от меня машину, которая стоит на крыше. Кружится голова, больше не могу стоять. Меня поддерживает сосед, а друзья, раскачивая машину, переворачивают ее с крыши на колеса. Сыпется стекло, они смахивают его с сиденья и усаживают меня в машину. Резко включается итальянская песня, пугает меня. Меня спрашивают, что и где болит. Ничего не болит, просто кружится голова. Замечаю кровь на ногах, говорю, что, наверное, болят коленки. Очень долго ребята стоят на трассе и просят проезжающих отвезти меня в больницу – все отказываются. Я в крови, у остальных ни царапины. Кто-то все-таки решается отвезти меня в ближайший госпиталь. Никто не помнит, когда и как меня выкинуло из машины: лобовое стекло пошло паутиной, но осталось на месте. Я не была пристегнута. Крыша машины в том месте, где сидела я, вдавлена до пола. Пристегнутая я бы не выжила. Было ощущение, что меня вынесли и положили рядом с машиной на землю. Гематомы, перелом, ушибы и черепно-мозговую травму я лечила долго. Однажды в госпиталь пришел мужчина, сел напротив кровати и сказал: «Я – друг твоего папы. Он тебя ищет и очень хочет встретиться». Я вспомнила, что мне исполнилось 18, значит, папа не соврал.
9
Судья Осипов оглашает решение. Домашний арест. Покидать дом нельзя, пользоваться интернетом нельзя, общаться с друзьями нельзя, звонить никому, кроме адвокатов и следователя, нельзя. В интернат к Алине ездить тоже нельзя, но можно звонить.
Отношение конвоя ко мне сразу изменилось. Я вдруг снова стала человеком: меня начали называть по имени, сняли наручники. После заседания конвой вернул меня в подвал, но уже не в камеру. Усадили на стул и принесли воды, хотя до заседания утверждали, что никакой воды у них нет и не будет. В подвале меня уже ждал инспектор ФСИН Сергей, он знал заранее о решении суда. В ближайшие месяцы мне редко когда удастся выйти на улицу без Сергея. Тем не менее хоть какая-то возможность управлять своей жизнью и жизнью семьи вернулась.
Домой, на нашу съемную квартиру, я больше не вернусь. 21 января, в понедельник, я ушла из квартиры навсегда. Но мой дом там, где дети. Сергей везет меня на служебной машине ФСИН в квартиру, предоставленную Натальей. Я вглядываюсь в дома и вывески вокруг. Надо все запомнить, чтобы потом помочь маме и детям сориентироваться в незнакомом районе. А еще запомнить этот день. На улице темно, и сложно что-то разглядеть. Перед нами на своей машине ехала Наталья, показывала дорогу.
Квартира оказалась очень уютной. Я наконец сняла тяжелые зимние ботинки и ходила босиком хвостиком за Натальей, которая проводила экскурсию по сорока пяти квадратным метрам.