Неживая земля. Воитель

Убийца повалился на спину, выронил нож. Его голова оказалась в пасти сына Тьмы. Упершись лапами в грудь жертвы, Пожиратель резким движением продолговатой морды с мокрым хрустом вырвал из головы нижнюю челюсть вместе с языком. Булькающий хрип сквозь фонтан крови послышался из горла Седого. Он пытался заслониться руками. Князь Тьмы вцепился когтями в плечо добычи, с легкостью вырвал одну руку, перекусил вторую немного выше локтя и отбросил их в сторону. Окровавленные конечности с торчащими костями и венами продолжали конвульсивно шевелить пальцами. Клыки Пожирателя сомкнулись на висках Седого и раздавили голову, как червивый плод. Запустив когтистую лапу в пузырящееся кровью отверстие рта, великий князь яростно разорвал насквозь прогнившего человека. Брызги горячей крови обожгли Толстяку лицо. Скованный Тьмой, он видел, как неописуемо уродливое создание яростно раскапывает, словно пес зарытую в землю кость, грудную клетку мертвеца, и при этом старательно выгрызает остатки языка. Изуродованное тело Седого подергивало кровоточащими культями рук. Выдрав окровавленную грудину и вывернув ребра, Пожиратель погрузил лапы вовнутрь добычи и довольно зарычал. Из кровавого, распустившегося цветка разодранной груди сочилась Тьма человеческого сердца.

Сожрав его, князь Тьмы повалился на бок. Мышцы стали увеличиваться и рвать кожу по всему телу. Оно трансформировалось, быстро росло, наполняя темноту мокрым хрустом ломающихся костей и мерзостным хлюпаньем кровоточащей плоти. Издав болезненный вой, Пожиратель расцарапал когтями бетонные стены, не вынес терзающей его боли и затих.

Окутанный темнотой человек дрожал, как слабый огонек в его руке. Толстяк посмотрел на кошмарное создание. Став чуть ли не вдвое больше в размерах, оно лежало, часто и прерывисто дыша. Рваные лохмотья кожи на теле чудовища постепенно затягивались. Толстяк попробовал пошевелиться, но тело его не слушалось. Он заплакал. В живой, голодной темноте он был не один и ощущал на себе взгляды сотен глаз. Тьма давила его, обвивалась змеиными кольцами. Стало трудно дышать. Еще несколько мгновений он смотрел на огонь зажигалки в дрожащей руке. Когда пламя угасло, Тьма сломала его кости и проползла в рот, открывшийся в крике ужаса.

Пожиратель тяжело брел в логово. После отнявшей много сил трансформации познавательные и мыслительные процессы происходили медленнее, чем обычно. За ним, словно привязанный, волочился мертвец. Тьма готовила его для перерождения, после которого великий князь наградит невольника своим семенем, и из него получится новый груктна’низсшу. Ощутив повышение температуры, сын Тьмы поскорее миновал помещение с шипящими паром трубами и скрылся в темноте следующего тоннеля. Тело толстяка, извиваясь, ползло за ним, но у прохода зацепилось ногой за торчавшую из стены арматуру и застряло.

Тане казалось, что глаза мертвеца слезятся и блестят, будто почерневшие капли росы. Они стали огромными и безобразно выпирали на лице. Руки его оказались переломаны. Шея свернута. Чавкая окровавленным ртом, труп лежал на спине и смотрел прямо на нее. Взгляд казался мертвым и невидящим, но все же по ту сторону черноты было что-то обладающее живым разумом и мыслями. Оно копошилось и ворочалось в мешковатом теле Толстяка, отчего мертвец исходил судорогами и выталкивал изо рта кровь. Не смея шевельнуться, Таня наблюдала за ним сквозь похожие на темные колодцы глаза убитого. Обитающее внутри мертвеца нечто не замечало дрожащую от ужаса девочку.

Извиваясь возле прохода, мертвый широко раскрыл рот. Нижняя челюсть на рваных лоскутах кожи отвисла до плеч, и он издал ужасный, похожий на скрежет металла вопль. Кто-то дернул мертвеца из черноты тоннеля, и его левая нога с хрустом сложилась вдоль туловища. И уже пропадая в чреве темноты, его изувеченная шея повернулась. Он уставился на Таню и снова застонал, указав на старшую сестру сломанными фалангами пальцев.

Безобразные глаза, казалось, вот-вот лопнут, забрызгав все густой черной смолой. Цепляясь руками за стены, мертвый отчаянно старался выбраться из Тьмы и барахтался из стороны в сторону, будто его затягивало невидимым водоворотом. Снова оказавшись в одном помещении с сестрами, тело Толстяка встало на четыре конечности и выгнулось животом вверх. Рыхлая кожа на брюхе вздулась пузырями и лопнула, извергнув зловонную слизь и кровь. Окутанный ворохом пульсирующих вен и синих кишок, изнутри, весь извиваясь, вырос отвратительный червь. Тело жуткой твари оканчивалось плотным, мясистым образованием с длинным, мерзко дребезжащим хоботком. Будто оглядываясь по сторонам, червь склонил нечто наподобие головы и распознал тепло живых людей. Переламывая позвонки, кривая шея Толстяка развернула мучительно вопящую голову. Опираясь на кисти рук, тело мертвеца зашагало к сестрам. Выросший из его живота червь будто восседал на нем, размахивая ослизлым от крови хоботком во все стороны.