Нежная агрессия паутины

— Дыру видишь? И внутри мочало?

— А тебе чего! Ты че тут свои порядки разводишь?!

— Дай целый, пусть мочало, но целый, — нехотя сдалась Лиза.

Дорогой искрутилась в каталке, поглаживая закрепленную кроватку, — Сверху свой матрасик смастерим и шерстяную шаль в два слоя. Выгрузились, и Лиза уехала в соседний подъезд, к племяннику Солонихи.

— Вроде неплохо рисует, пусть трафаретки на белое сделает.

Допоздна Коля двигал мебель и клеил обои. Лиза вернулась без трафареток, чуть поддатая и веселая.

— Что, папаня, как жизнь? Мне такого рассказали…

Коля переодел Лизу в ночную сорочку и уложил в постель.

— Сегодня по большому не ходила, давит сзади, — пожаловалась, засыпая, — если что, постучу.

Тяжело одному в Пашкиной комнате. Коля провалился в забытье. Ему снился мастит: чудовищно раздутая Лизина сиська дико страдала, умоляла о помощи. Ее обступили, кричали советы, предлагали водочные компрессы; Коля метался, не зная, как быть. Сиська верещала и хрипела до рассвета; где-то колотили в стену… Коля, наконец, сообразил сквозь дурман, стучит Лиза.

— Воды, воды, — выпила залпом и тут же заснула.

Коля вернулся на диван. Перед глазами опять всплыла сиська, уже ни на что не похожая, подрумяненная с одного боку восходящим солнцем; чья-то рука сжимала сосок, выдавливая, как из тюбика, густое и гнойное; вдруг ожили на полках Пашкины банки и пошли хороводить вокруг; подрались сросшиеся человечки, вспылила пораженная почка, толстая кишка копошилась на дне и била хвостом. Сиська будто бы разогрелась, не орала, а соблазняла куснуть. Все понеслось вприпрыжку, нельзя разобрать…

— Коля, Коля, — снова закричала Лиза, и он разутый, кинулся на зов. День сквозь занавески: острые бодрые лучи скакали по белым стенам.

— Коля, смотри, как радостно, светло! Прямо современная палата. Родовая, просто родовая! Знаю, что на стенах рисовать, бери, записывай, чтоб не забыть. Во-первых, дерево!

Коля еле стоял на ногах: сон еще путался рядом…

— А ну, просыпайся! Конечно, дерево, но не простое, а его дерево, откуда он произошел, как раньше не додумалась, — Лиза на секунду замолчала, — само собой, не всех нарисуем, бабку не будем.

— Бабка-то живая, он спросит, кто это.

— Скажем, соседка. Надо же бабка, сука, два часа в ванной торчит.

Коля накормил Лизу завтраком.

— Постучи, пусть вылезает.

Шум воды и пение из ванной остановили Колю. Он вернулся в комнату. Лиза опять перекладывала детское белье.

— До сих пор не могу по большому, все утро просидела, не могу и все. Давит здесь. Иди в аптеку. Подожди! Не видать еще? — раздвинула ноги. Коля аккуратно подлез, как положено.

— Ничего нет.

— Хорошо, иди.

На улице автомобили, и блистательные дамы в маленьких ветровых окошках. Коля не сомневался, очень скоро и Лиза заблистает среди них; яркая ее натура высветит и его.

Аптекарша обласкала улыбчивым взором и долго не отпускала от прилавка, нахваливая заграничный поливитамин и стерилизованную без добавок вату, звонил телефон, а ей хоть бы что.

— На мне Лизина тень!

— Ну! — Лиза дернулась в ванную.

Ангелина Васильевна свежо и ново поглядела на внучку, завернула волосы красивым полотенцем. В клубах белого пара голое тело.

— Куда торопишься?

— А ты, видать, на месте стоишь! Понятное дело, подохнешь скоро.

— Глупая ты, Лизавета! Ведь и смерть смерти рознь, к одной, спотыкаясь, бежишь, к другой под шелковым парусом, с третьей и знаться не хочешь, ничего особенного не ждешь…

— Отстань! Пропусти!

Ангелина Васильевна подвинулась. Лиза резко повернула кран.

— Не надоело, все о себе, для себя…

— А для кого еще, Лизонька? Неужто, для тебя? Да и бесполезно, а для младенца… хребет-то тебе он перебил, а свой подставлять жалко!

Накинула халат, повязала на талии и вышла.

Лиза, нежно, от подмышек намылила живот, поковыряла в пупке, приголубила паховую грыжу, сунулась между ног, — Пока все хорошо, не соврал Колька!

Струя бурлила, ласково омывала тело:

Море в роскоши юга.

Песнь Гермафродита.

Седьмая волна приносит синий ветер.

Казнь тарантула.

Корабли на рейде.

Луна похожая на солнце.

Маленький поселок прилепился с краю. В двух километрах дорога через дюны. Ночью песок поднимается и засыпает дорогу. Кто-то чистит дорогу каждое утро. В поселке живут одни старухи и ничего не едят. Поманили из окна. Лиза и златокудрый младенец поселились на прохладном полу. — Своего молока навалом, отлично!

Всего двенадцать домов, одна улица.

— На черта приехала сюда, — шипят из угла.

Лиза щурится.

— Разве можно доверить земле то, что ненавидишь?

Сладко потягивается.