Читаем Нежная душа полностью

А злодеи – вот они. Главный – Барон, старый скупердяй. Вспомогательный – ростовщик. Они оба старые, жадные, противные. Альбер же – угнетенный молодой симпатяга.

Отчего же герцог в финале, пообщавшись с отцом и сыном, говорит «ужасные сердца»? То есть и молодого симпатягу записывает в ужасные.

А затем, что отцеубийство (даже только замышляемое) гораздо хуже, чем скупость.

Альбера в театре иногда играют оболтусом. Молодой, безмозглый… Напрасно. Он четко знает, чего хочет. И ложку в рот несет, не в ухо. Не философ, да. Но циничен и жаден, а этого достаточно. Это во все века называлось: деловые качества.

Ему приятно было слушать. Слова ростовщика ложились точно в жаждущую душу. Альбер понял все в долю секунды. С первого слова. Ростовщик сказал: «Пошли вам Бог скорей наследство». Альбер с энтузиазмом подхватил: «Amen!» Стоит ли переводить? Ростовщик сказал: пусть ваш отец скорей умрет. Сын ответил: да будет так! Ему нравится тема, и он притворяется непонимающим, чтобы слушать еще и еще. И даже понукает: «что?», «какое средство?».

Альбер – инициатор. Он заказал эту тему, эту музыку.

Еще до прихода ростовщика у Альбера со слугой Иваном был интересный разговор. Молодой рыцарь Альбер посылал Ивана к ростовщику за деньгами. Иван вернулся с пустыми руками. Молодой барон сердится:

АЛЬБЕР

Да ты б ему сказал, что мой отец

Богат и сам как жид, что рано ль, поздно ль

Всему наследую.


ИВАН

Я говорил.


АЛЬБЕР

Что ж?


ИВАН

Жмется да кряхтит.


АЛЬБЕР

Какое горе!


Ну, если это не заказ, тогда мы просто плохо представляем себе разговоры заказчиков. Спрашивается: зачем посылать слугу к ростовщику с сообщением, что сын получит наследство по смерти отца? Это и так ясно. Об этом и говорить нечего.

Но Альбер все же отправил Ивана к Жиду сказать, что расплатится сразу после смерти отца. Тот все понял и закряхтел. Страшновато.

Когда же ростовщик приходит, Альбер задает ему удивительный вопрос:


АЛЬБЕР

Ужель отец меня переживет?

Нашел кого спрашивать, ростовщик – не доктор. Но Соломон хорошо понимает, о чем речь, и мямлит:

ЖИД

Как знать? дни наши сочтены не нами… Барон здоров. Бог даст – лет десять, двадцать И двадцать пять и тридцать проживет он.


Сын в ужасе.


АЛЬБЕР

Ты врешь, еврей: да через тридцать лет Мне стукнет пятьдесят!..

И в ярости от того, что его отец здоров и бодр, этот двадцатилетний аристократ в присутствии ростовщика и слуги высказывается даже слишком откровенно:


АЛЬБЕР

О! мой отец… Как пес цепной…

Всю ночь не спит, всё бегает да лает. А золото спокойно в сундуках Лежит себе. Молчи! когда-нибудь Оно послужит мне, лежать забудет.

ЖИД

Да, на бароновых похоронах…

И далее – уже описанная выше сцена, где долго-долго-долго Альбер не понимает.

Юный барон желает смерти отцу, но даже в этом страшном грехе виновен оказывается старый барон.


АЛЬБЕР

Вот до чего меня доводит Отца родного скупость! Жид мне смел Что предложить!

Казалось бы, Альберу не в чем себя винить. Не он, а ростовщик предложил убийство. Но восклицание «вот до чего меня доводит» – это проговорка. Получается «меня довели до такого предложения». Альбер доведен (дошел) до этих мыслей своим умом. Соломон не дурак и не самоубийца; он делает то предложение, которого от него ждут. И тому, кто ждет. Киллеры не предлагают своих услуг первому встречному.

А если Альбер слишком долго «не понимает», то потому лишь, что хочет убедиться, что его самого правильно поняли. Заказчики всегда стремятся придать беседе самый невинный характер. Дон Корлеоне мирно и печально советует: «поговорите с ним», «посмотрите, что можно сделать»… А вскоре в человека всаживают всю обойму. «Поговорите» – а человек без рези в животе, без тошноты, без боли умирает.

…Мрачное мифическое Средневековье. Латы, плащ, сапоги со шпорами. Знаменитый монолог из школьной хрестоматии:

Что не подвластно мне? как некий демон Отселе править миром я могу; Лишь захочу – воздвигнутся чертоги; В великолепные мои сады Сбегутся Нимфы резвою толпою; И Музы дань свою мне принесут, И вольный Гений мне поработится, И добродетель и бессонный Труд Смиренно будут ждать моей награды. Я свистну, и ко мне послушно, робко Вползет окровавленное Злодейство. И руки будет мне лизать, и в очи Смотреть, в них знак моей читая воли.

Средневековая Европа? Или XXI век, Россия, откровенный, безобразный, наглый цинизм олигарха. Согласитесь: никто и никогда не напишет портрет «нового русского» грубее, чем Пушкин: и чертоги возводятся, и резвые нимфы сбегаются, и музы слетаются (чартерами из-за границы), и киллеры вползают, и лижут руку, и в глазах читают, кого убить, – даже произносить не надо.

Нестарый; еще и двадцать пять и тридцать проживет. Ему небось нет и пятидесяти. Куда девалась жена (мать Альбера), неизвестно. Может, сама умерла, а может, законопатил, чтоб не мешала резвым нимфам. Он любит странные удовольствия.

БАРОН

Нас уверяют медики: есть люди, В убийстве находящие приятность. Когда я ключ в замок влагаю, то же Я чувствую, что чувствовать должны Они, вонзая в жертву нож: приятно И страшно вместе.

Медики, говоришь? Теории? А вот свежее, натуральное:

БАРОН

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное