Нежная ночь Ривьеры

Да и откуда им было взяться? Мари постоянно переезжала с виллы на виллу, из страны в страну. Неуживчивый, вздорный нрав гнал ее по миру. А следом за ней волочилась свита: горничные, компаньонки, дальние родственники, друзья юности, приживалы и приживалки. Весь этот балаган, в котором иногда возникали знаменитости: оперные певцы, художники, музыканты – и был той средой, в которой рос Поль.

Читать на французском его научил известный парижский библиофил, любить русскую литературу – писатель-эмигрант второй волны, играть на саксофоне – звезда американских джаз-клубов. Мари любила окружать себя талантами, придающими «двору» необходимый блеск: ее французские предки были родовитыми аристократами.

Поль мог бы так и остаться нахватанным неучем – прожигателем жизни.

Но в выпускном классе он неожиданно заявил:

– Мне нужны репетиторы. Я буду поступать в Парижский технический университет. На экономику.

И, к удивлению родни, поступил. А потом и с блеском его закончил.

Поль хотел сам зарабатывать.

Дело в том, что в беззаветной любви Мари был один изъян. Она обожала благодетельствовать. Засыпала Поля дорогими подарками.

Единственное, что она не любила давать внуку, – деньги. В вопросе наличности Мари была скаредна, как Скрудж Макдак.

Впрочем, престижный вуз надежд не оправдал. Сидеть клерком в банковском офисе в ожидании повышения – так себе перспективка. Мари обосновалась на Лазурке, и у Поля наконец появилась здесь веселая компания друзей, центром которой он сразу стал. Но заводила не может ходить с пустым кошельком.

Надо было что-то придумывать. И он придумал. Никто, даже лучший друг Марк, не знал, на какие денежки он устраивает их пышные пирушки. Думали – Мари раскошелилась.

И вот теперь все могло рухнуть.

Но никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже.

Визит к профессору Воронову

(Ривьера, 1925–1928 годы)

– Спускайся! Воронофф прислал за нами машину!

Сара кричала с террасы: для визита к профессору она надела белый льняной костюм, и из кабинета Джеральду показалось, что на ней медицинский халат.

Он пробежал глазами только что написанное в дневнике:

«Скотт влюблен в Сару. Я думаю, он раньше не встречал в женщинах такой искренности и бесстрашной прямоты». И чуть улыбнулся, вспомнив вчерашнюю сценку.

Они сидели в деревенской таверне, когда Скотт пьяно пристал к Саре с нарочито эпатажными расспросами:

– Ты же героиня моей будущей книги. Я должен все о вас знать. Как часто вы с Джеральдом спите вместе?

– Не завидуй! – рассмеялась, нисколько не смутившись, Сара. – Будешь меньше пить, и у тебя все наладится. И вообще – мы не на студенческой вечеринке в Принстоне, чтобы обсуждать такие вопросы.

Зато Хэм вскинулся:

– Не ты ли упрекал меня за журналистские приемчики? Поучал: не описывай то, что видишь, описывай то, что воображаешь. А сам хочешь забраться к Саре в кровать?

Хэдли, сидевшая рядом с Хэмом, недовольно поджала губы от грубой бестактности мужчин. Но Джеральд спокойно смотрел, как бьются вокруг его жены два задиристых петушка. Знал: на самом деле они делят совсем другую даму. Писательскую славу.

В последнее время Фицджеральд ее немного подрастерял – роман «Великий Гэтсби» расхвалили критики и почти проигнорировала публика: тиражи были не так велики, как у первой книги. Хэм пока был мало известен, но уже смотрел на приятеля свысока. Рядом с ним Джеральд чувствовал себя неуютно.

«Эрнест подавляет своей харизматичностью, он настолько огромный и сильный, говорит так быстро и хорошо, что ты просто с ним соглашаешься», – записал Джеральд. Он подумал:

«И он тоже влюблен в Сару. В нее все влюбляются».

– Ты идешь? – еще раз, уже требовательней, крикнула снизу Сара.

Джеральд захлопнул толстую тетрадь, бросил ее в ящик стола.

Что, интересно, нужно от них этому Воронову? Пригласил в такое странное время – к 12 часам дня. Для завтрака поздно, для обеда рано. А ведь здесь все привыкли вести беседы исключительно за едой и вином. И вообще – что у них может быть общего?

* * *

Черный, похожий на блестящего жука автомобиль уже нетерпеливо фыркал у ворот. Водитель, мрачный широкоплечий тип со шрамом под бровью, открыл им дверцу, пробурчал: «Прошу!», сел за руль и больше не проронил ни слова.

Замок Монакского князя Гримальди горделиво оглядывал окрестности с вершины холма, окруженный пирамидальными тополями и зарослями пальм. У старинных ворот к супругам Мэрфи бросился по-журавлиному длинноногий розовощекий юноша: он так широко улыбался, будто встречал родственников-миллионеров.

– Андре, помощник профессора, – представился он и, по-мальчишески подскакивая, повел их вверх по длинной беломраморной лестнице.

Вокруг, сколько хватало глаз, простирался разомлевший от жары прекрасный парк с прячущимися в густой тени мраморными богами и богинями. Сара подумала, что ничто в бывшей маркграфской резиденции не напоминает о странных занятиях нового владельца. Вдруг вязкий воздух прорезал жуткий диковатый вскрик. Сара вздрогнула. Но Андре даже не обернулся, и они шагнули вслед за ним в высокие резные двери.