Джеральд уже уехал по делам в Ниццу, а Сара сидела на террасе под тентом и кроила сыновьям и дочке смешные костюмы для детского карнавала. Их дом жил по правилу: ни дня без праздника. Увидев взбудораженного Скотта, она с неслышным вздохом отложила шитье в сторону.
– Сара, я хочу знать, что вчера произошло! – возбужденно начал он, забыв поздороваться. – Я ничего не понял, как это случилось?!
– Не прикидывайся, – сказала Сара и отодвинулась в сторону от нырнувшего под тент солнечного луча. – Ты отлично знаешь, в чем дело. Ты же видел, что Зельда ревнует тебя к Дункан. Зачем ты сидел у ее ног на коленях?
– Но мы ничего такого не делали! Я пересказал ей истории Джеральда, а потом мы обсуждали белье. Айседора сказала, что предпочитает белье для мужчин. Неужели ты думаешь, что мне могла понравиться толстая немолодая дама в мужском белье?
– Она всем нравится, – сказала Сара, достав из коробки ленты и прилаживая их к треугольным шляпам. – И неважно, что я думаю. Важно, что подумала Зельда. Она нездорова, ты не видишь? Эрнест и Хэдли тоже так считают.
– Эрнест? Хэдли? Да что они понимают! – неожиданно вскинулся Фиц и принялся мерить веранду нервными подскакивающими шагами. – А то, что Эрнест обожает охоту? Не может жить без боя быков? Это нормально? Уж лучше напиваться на вечеринках, чем бессмысленно убивать несчастных животных, которые, заметь, ничего плохого ему не сделали. Нет, Гертруда Стайн права. – Он резко остановился. – Мы все – потерянное поколение. Война что-то в нас сломала. Все наши боги умерли, вера подорвана, войны отгремели – кто же начнет заново после такого? Хемингуэй хотя бы успел попасть на поля боя. Я не успел. И что нам осталось? Мы разочарованы, гонимся за успехом, пытаемся выжать из жизни все удовольствия до капли. Но это не спасает, понимаешь? Не спасает…
– Не сваливай все на войну. – Сара тяготилась разговором, но она должна была это сказать и потому продолжила: – Ты показал Зельду врачу?
– Врач сказал, ничего страшного. Переломов нет. Только ушибы. Походит с драными коленками.
– О господи! Да как ты не поймешь! Дело не в коленках! Она пыталась покончить с собой! Не погибла только чудом. Это ненормально! – Сара безжалостно уставилась Фицу прямо в глаза.
И тут из него будто вышел весь воздух. Скотт поник, плечи его опустились, глаза потухли, от горячечной взнервленности не осталось и следа. Он сел в плетеное кресло и очень тихо сказал:
– Да, да, вы все правы. С Зельдой что-то не то. Я сам это вижу. Но боюсь. Боюсь показывать ее психиатрам. Они запрут ее в клинику. Я этого не вынесу. Она этого не вынесет! Я не знаю, как быть. Сара! Ведь мы оба вчера чуть не погибли.
– Как – оба?
– Понимаешь, Зельда заставила меня в той таверне взять две бутылки вина. Одну мы выпили по дороге. И заплутали, остановились на узкоколейке, машина застряла на рельсах. Зельда не захотела выходить, мы выпили еще бутылку. И заснули. Мы стали быстро засыпать от вина, ты знаешь… Нас спас крестьянин. Он перегонял рано утром скот, увидел нас, растолкал, и быки вытащили машину. Оказывается, в Ниццу вот-вот должна была идти дрезина, и если бы не этот мужик…
– Скотт, так не может продолжаться! Вы оба должны перестать пить!
– Да разве в этом дело? Ты не понимаешь. Думаешь, Зельда ревнует меня к женщинам? Она ревнует меня к славе, ей недостает успеха. А этого я не могу ей дать. Она ведь действительно яркая, умная, у нее оригинальный склад ума. Видит бог, сколько раз она помогала мне с книгой или рассказами – замечанием, шуткой. Она гораздо лучше меня разбирается в людях. И у нее много разных способностей, правда! Она хорошо пишет, отлично рисует, прекрасно танцует. Но в этом и беда. Много способностей и ни одного настоящего таланта. Это ее убивает.
Я говорю, что нужно больше работать. Но Зельда начнет – и быстро бросает. Может, она думает, что эпатаж – то, в чем ее действительно никто не превзойдет?
Сара вздохнула. Возможно, Скотт прав, Зельда действительно хочет в жизни большего. Но сейчас это уже не просто сложный характер.
– Без врача Зельде не выкарабкаться. А тебе нужно закончить книгу! – сказала она, пряча в коробку оставшиеся цветные ленты и раскладывая на столе готовые костюмы.
Но Скотт не понял сигнала. Он вскочил с кресла и снова стал мерить комнату нервными шагами:
– Я не могу писать. Раньше я не мог писать, когда был пьян. Но сейчас и трезвый… Хэм прав. Рассказики на продажу съедают тебя изнутри. Вот Эрнест. Он гений! И каждый день работает. Мы будем гордиться, что знали его. А я… вдруг все вычерпал и на дне уже ничего нет?
Он посмотрел на Сару измученным больным взглядом.
Она еще раз отметила, какие они разные. Эрнест моложе Скотта и только начинает свой путь. Но как он уверен в себе и в ценности своей работы! Фицджеральд знаменит, успешен, богат. Это он пробивает рассказы Хэма в журналы и опекает его, как нянька. Но ведет себя так, будто в их паре Эрнест – старший и главный, все время в себе сомневается…