Нежная обманщица

— Ты убил мою мать. — На сей раз он уже не спрашивал, а утверждал.

Арман снова попятился и поскользнулся на окровавленном кинжале, который выпал из рук Женевьевы.

— Дидье! Я не знал, что ты там! Пока…

Кинжал поднялся в воздух, облетел Армана и упал к ногам Николаса.

Элдон немного пришел в себя и, оценивающе глядя на Жана, стал медленно вытягивать меч из ножен.

Николас быстро нагнулся и подхватил с пола кинжал, потом взглянул на Симону, словно хотел сказать: «Не смотри!», но Симона не отвернулась. Ник подобрался к Элдону, в мгновение ока закрыл ему ладонью рот, всадил между ребер кинжал и ловко развернул великана так, что тот почти беззвучно скользнул в яму.

И тут ноздрей Симоны коснулся запах дыма. Она быстро перевела взгляд на Дидье. Брат невероятно широко раскрыл рот, и в тот же миг адский грохот заглушил завывания бури.

— Нет, нет, нет! — простонал Арман и отступил назад, в провал полуразрушенной стены. Теперь он оказался за пределами аббатства, и на его голову обрушились струи серебристого дождя.

В ледяном воздухе затрещало невидимое пламя, рушились давно исчезнувшие стены, в конюшне ржали и били копытами призрачные лошади. Раздалось шипение, как будто на сковороде поджаривали сало, потом детский голос прокричал:

— Мама, мама! Проснись! Надо бежать. Я не могу открыть эту дверь! Она тяжелая! Мама!

Арман взвизгнул, оступился и, дико размахивая руками, повалился на спину. Песчаный суглинок пополз под его ногами, дю Рош упал, но зацепился здоровой рукой за острый выступ скалы. Дидье быстро пролетел через зал, встал над Арманом и посмотрел вниз.

Симона вскочила на ноги и, оскальзываясь на заледенелом полу, побежала к брату, выскочила через провал и остановилась над обрывом. В лицо ей ударил мокрый снег и дождь. Дидье стоял рядом, из его рта по-прежнему летел рев далекого пожара, который унес его жизнь и жизнь Порции.

— Симона! — завопил Арман. — Дочь моя, спаси! Ты ведь всю жизнь звала меня папой!

— Ты не был моим отцом, даже когда я в это верила, — бесстрастно проговорила Симона, встала за спину Дидье и положила руки на его тоненькие плечи. Сейчас она его чувствовала, ощущала его жар и гнев.

Дидье захлопнул рот, звуки адского пожара умолкли. Стих ветер, дождь перестал колотить по скалам и крыше аббатства. Успокоилось даже море. Дидье посмотрел на Армана.

— Отпускай, — быстро, на низкой ноте произнес он.

Пальцы Армана разжались, он полетел во тьму и даже не вскрикнул. Послышался тяжелый удар, потом еще два, и снова удар. Казалось, мир вздохнул с облегчением, вернулся шум волн.

Небо стало очищаться. Никакого французского корабля в бухте уже не было. Симона подумала, что все эти события были похожи на ночной кошмар, который оборвался с приходом утра.

Дидье повернулся к сестре. У нее перехватило дыхание — так он был хорош.

— Сестрица, — проговорил Дидье и поднял к ней руки.

— Дидье, — ласково отозвалась Симона, встала на колени и крепко обняла брата.

Он отстранился и заглянул ей в глаза:

— Меня позвал барон.

Симона кивнула, улыбаясь сквозь слезы:

— Язнаю.

Дидье оглянулся, потом вновь посмотрел на Симону, которая неуверенно произнесла:

— Дядя Жан нам не дядя. — Потом улыбнулась и спросила: — Почему бы тебе не подойти к нему?

Жан не шевелился. Он стоял в нескольких шагах от них, упираясь в пол концом шпаги. Глаза француза блестели от слез.

— Дидье? — хрипло спросил он и уронил шпагу. Та со звоном упала.

Дидье рванулся с места, громко топая, подбежал к Жану и прыгнул в его объятия:

— Папа!

— Мальчик мой! Сынок! — Жан закружился на месте. — Как я скучал по тебе!

Симона оглянулась на Николаса. Тот стоял на коленях перед Женевьевой и обнимал ее плечи. Женевьева тихонько плакала. Симона не могла понять выражения в глазах Ника. Что это было — облегчение, грусть, сочувствие?

Жан остановился. Дидье повис на его руках.

— Ты можешь остаться? — с тревогой спросил Жан, как будто знал, какой услышит ответ.

Дидье покачал головой:

— Я соскучился по маме.

— Я понимаю, малыш, понимаю, — прошептал Жан.

— Папа? — позвал Дидье.

— Да, сынок.

Дидье ткнул пальчиком ему в грудь:

— У тебя ничего нет поесть?

Симона не сдержалась и громко рассмеялась, рядом, к ее удивлению, ухмыльнулся Ник.

Жан неохотно опустил Дидье на пол и полез в сумку у себя на поясе:

— Так, что мы тут имеем? Посмотрим… Ты любишь цукаты?

Дидье кивнул, взял из его рук маленький кусочек, почти крошку, сунул ее в рот и стал жевать. Глаза его закрылись, на лице появилось мечтательное выражение. Он сглотнул.

— Спасибо.

— Рад, что тебе понравилось. — Жан присел перед сыном на корточки. — Скажи мне, малыш, сколько времени…

Дидье ладошкой закрыл ему рот.

— Прямо сейчас? — прошептал Жан.

Дидье кивнул и поцеловал старого француза в щеку. Жан прижал сына к себе.

— Я люблю тебя, маленький. Всегда любил и всегда буду любить. Поцелуй за меня свою маму, ладно?

— Поцелую. — Дидье улыбнулся ему в последний раз, потом обернулся к Николасу и Женевьеве. — Прощайте, миледи, — учтиво проговорил он. — Вы очень добры.