Нежная (СИ)

– А мама вся больная! Из мамы все соки высосали, уже зубов не осталось, всё детям отдала! Вот свалюсь, поймёте... Мама не железная... Маму бы кто хоть раз спросил – как ты себя чувствуешь, сядь отдохни, мы всё сделаем. Нет, все только прибегают и – дай, дай, дай! А мама даёт, мама всё отдаёт, мама кожу с себя снимет отдаст, лишь бы деткам. А детки ноги вытирают. И этот тоже... Что смотришь?! Моргает он. Поморгай мне тут, как дам! Чтоб успокоился. Представляешь, глазом начал моргать. Ни с того, ни с сего – что случилось, бог знает. Позвонила тёте Нине, она сказала – массаж надо делать, вытягивание, чтобы нерв защемлённый вытащить. Повела его на массаж, отдала девятьсот рублей! Девятьсот рублей, Аня, ты себе представляешь?! Это один сеанс, а надо десять! Я кончусь тут с этим ребёнком. Где их брать? Я их что, печатаю? Одежду купи, обувь купи, тетрадки-книжки купи, а он ещё и болеть вздумал! Куда мне это? Из больничных не вылезает, весь садик болеет, только вылечила – он сходил два дня и опять на неделю на больничный, только вылечила – опять два дня и на больничный, да что это такое? Говорю – не бегать, не кричать на улице, дыши носом! А кто меня слушает? Я видела, как они носятся – спина мокрая, куртка нараспашку, и понёсся. И воспитательница стоит в телефон смотрит, тварь, как дала бы по мордяке, чтоб знала. Хоть вообще не води в этот садик. Ничего, скоро уже всё, я жду не дождусь. Хоть домой приходить будет обедать, кушать домашнее, что мама приготовила. А то чем их там кормят, в этом садике? Может, потому и болеет... А я котлет сделала, с сыром, как Кариночка любила в детстве, говорила "каклеты", ой... Такая была девочка, как фарфоровая куколка, балерина, тоненькая, лёгонькая, так танцевала. Потом выросла сука. Сучья порода, это не изживёшь, это в крови. Точная моя сестричка, вылитая! Тоже вещи собрала и умотала в семнадцать лет, бросила мать одну. Как мы выживали, это страшно, крапиву ели. А сейчас разжирели все – то не хочу, это не буду. Что смотришь?! Поморгай мне ещё! Котлеты ешь иди! Ешь иди, я сказала, а ну ешь! Бессовестный. Куда..? Ты представляешь, смылся! Ща я ему дам... Аня, всё, я не могу телефон держать, давай. Всё, пока. Иди сюда! Антоша! Ты стоероша, бестолковый... Куда пошёл?! Я тебе что сказала?! Не моргай!!! Я сказала тебе, не моргай!!! Не моргай, сказала! Не моргай! – раздались несомненно узнаваемые звуки ударов, которые приводили меня в ужас всю жизнь, даже когда я слышала их через стену или потолок, в ответ раздался рёв, и мама тут же заквохтала наседкой: – Ну что ты... Моя сыночка, моя заинька, дай мама поцелует. Ну не плачь. В кого ты такой... Пойдём покушаем, мама вкусненько приготовила, каклетки, с сыром, вкусненько-вкусненько. Ням! И съел. Вот, улыбнись, не плачь. Ты же мужчина? Мужчины не плачут. Давай, пойдём. Каклеты нас ждут, с картофкой, вкусно.

Голоса отдалились, я решила, что мама бросила телефон на диван, а сама ушла в кухню – разговор окончен, всё. Я положила трубку, телефон показывал время разговора – три сорок восемь, почти четыре часа у меня было на то, чтобы прочитать ей презентацию, открытую на экране прямо передо мной, мне не хватило.

"Я попробую ещё раз. Завтра. Или послезавтра. Попозже. Она выслушает, однажды. У меня будет много попыток, какая-нибудь увенчается успехом."