– Я тебя не заставляю мне бездумно верить, я просто объясняю, как я вижу ситуацию и какие я вижу выходы, и всё подробно аргументирую. Ты можешь делать то же самое, если твои аргументы будут убедительными, я тоже могу передумать. Но, честно, я не представляю, что это должно быть, чтобы я поверил в то, что чувство голода зависит от цены ужина, и что если люди разные, то им не стоит друг другу помогать.
– Ты это специально так сформулировал, чтобы это глупо звучало.
– А ты в любой фразе видишь негативный подтекст, и трактуешь как наезд и оскорбление даже то, что вообще к тебе не относится.
– А как ещё можно трактовать "ты считаешь, что чувство голода зависит от цены ужина"?
– Как "ты настолько загоняешься морально по любому поводу, что напрочь разучилась слушать своё тело, не делай так, это опасно".
Тут мне было нечего возразить – слушать своё тело или вообще хоть что-нибудь своё я разучилась давно, моё тело подстраивалось под обстоятельства, я вся под них всю жизнь подстраивалась, но почему-то именно сейчас это стало проблемой, когда обстоятельства вокруг меня вдруг сложились в рай земной, а я оказалась грешницей, которой в рай категорически нельзя.
Я молчала, ВэВэ опять меня обнял, медленно и осторожно, как будто ожидая сопротивления, тихо сказал на ухо:
– Если я с тобой не согласен, это не значит, что я тебя не люблю. Это значит, всего лишь, что я не думаю так же, как ты, по поводу конкретной ситуации. Это встречается сплошь и рядом, можно почитать комментарии к любой, самой однозначной (с твоей точки зрения) новости на земле, и там обязательно найдётся кто-нибудь, кто увидел в этом не то, что видишь ты, и думает по этому поводу очень странные вещи. Люди разные, и чтобы не убить друг друга, они придумали слова, которые надо говорить ртом и слушать ушами, и понимать именно так, как тебе сказали, а не так, как тебя ударенные совком родители учили. Я понимаю, что это сложно, я не обвиняю тебя в этом, я просто прошу попытаться. И прошу поверить мне на слово, что я никогда ничего плохо не имею в виду, если тебе показалось, что я тебя специально хотел обидеть, усомнись в своём первом впечатлении и переспроси, я объясню ещё раз. Хорошо?
Я услышала только слово "люблю", остальное просвистело мимо моего мозга, но даже в слове "люблю" я нашла подвох.
ВэВэ обнимал меня, а я не могла перестать представлять его на месте моего папы, всегда готового любое мамино поведение объяснять, оправдывать, прощать и поощрять.
– Аня? Ты меня услышала?
Я кивнула, он погладил меня по плечам:
– Так не молчи.
– Я постараюсь.
– Спасибо.
Он опять обнял меня, поцеловал в висок, я почувствовала, что он улыбается, он тихо шепнул с бесконечной досадой:
– Блин. Надо было это по-другому сказать. Что я за человек...
Он начал смеяться, я тоже, но слёзы решили, что без них не освятится ни одна ситуация в моей жизни, поэтому опять полились из меня рекой, я прошептала:
– Почему я постоянно реву...
– Грязь с мозга смывается, – усмехнулся ВэВэ, поцеловал меня в щёку и изобразил оптимизм: – Это полезно, не сдерживайся.
– Спасибо, – фыркнула я.
Он спросил:
– Чем будешь заниматься?
– Реветь.
– А потом?
– Ещё реветь.
– Как хочешь. Я тебе для этого нужен?
– Нет, я отлично умею реветь в одиночестве.
– В одиночестве лучше, чем со мной?
Я задумалась, опять вспомнила о том, что у меня нет ни то что подушки, а даже дивана, и призналась:
– Нет, с тобой лучше.
– Тогда я ещё тут постою.
Он стоял, я ревела, он демонстративно посмотрел на часы и тяжко вздохнул, я стала смеяться, он спросил:
– Чего смеёшься?
– Истерика.
– Окей.
В его голосе было столько монашеского смирения, что я стала смеяться ещё сильнее, он немного встряхнул меня и шутливо сказал:
– Так, ладно, отставить. Выбирайся оттуда, сильно долго уже вредно. Расскажи лучше что-нибудь. Расскажи, как твой день.
– У меня скучная жизнь. Лучше ты расскажи. Расскажи, как ты придумал "ГиК".