«В этом месяце я, наконец, прикупил себе три последних, совершенно новеньких романа в переплете, из которых прочитал, к слову сказать, еще только один. На все это я потратил около двух сотен баксов. Если отнять эту более чем скромную по нынешним меркам сумму от общей кучи, то в остатке получится всего лишь каких-то тринадцать жалких долларов. Что ж, раз уж так, значит, так тому и быть…»
Он поднялся на ноги и подошел к окну. Окрестности Эшворта прочно окутали вечерние сумерки, и лишь одинокая луна, висевшая в самом центре огромного темного неба, была сейчас его единственной спутницей.
– Господи, помоги мне, – тихо прошептал он, аккуратно прислонившись разгоряченным лбом к просто-таки ледяной створке окна. Впился своим измученным от напряженного и длительного чтения взглядом в пол. Света, падавшего от небольшой настольной лампы, стоявшей на своем привычном месте – журнальном столике у его излюбленного кресла – было как раз достаточно для того, чтобы начать различать в полумраке забавные человеческие фигурки, которыми, как показалось на минуту ему, был просто-таки устлан весь паркет в его гостиной. – Я не знаю, чем все это для меня закончится, но мне точно известно одно – пути назад у меня давно уже нет.
Мужчина с трудом отлепил вдруг покрывшийся испариной лоб от створки окна и вернулся на свое прежнее место. С минуту внимательно посмотрел на раскрытую почти ровно посредине очередную книгу, точно размышляя на предмет того, что ему делать с ней дальше, а затем осторожно опустился в кресло и продолжил чтение. В этой жизни ему еще предстояло перевернуть шестьсот четыре страницы.
Следующее утро, как, впрочем, и все его предыдущие утра за последние четверть века, началось с кофе. Он поудобнее умостился в своем излюбленном кресле с книгой в одной руке и с чашкой – в другой, и принялся не спеша, с восхищением, хлебать столь обожаемый им напиток.
Когда чашка его, наконец, оказалась пуста, он отложил книгу на журнальный столик, поднялся на ноги и побрел на кухню. Опустил чашку в раковину, открыл кран. Довольно длительное время с любопытством созерцал, как вода, мощным, слегка шипящим, пенистым потоком вырывается из трубы и с силой влетает в чашку, чтобы потом с характерным похлюпыванием вырваться из нее восвояси. Наконец, насмотревшись, он закрыл кран, вылил из чашки остатки воды и вернул ее на свое привычное место – третьей во втором ряду среди прочих его кухонных принадлежностей, разместившихся на широкой дубовой полке почти что над самой раковиной.