— Я с удовольствием заплачу за сведения, касающиеся принцессы, которые вы можете предоставить, занимаясь вашим… э-э… бизнесом. — Джеймс родился и вырос в Гонконге. Если он кого-то не знал, значит, этот человек того не стоил. — Назовите любую цену, — заявил он.
Щедрость этого предложения, видимо, измеряла степень, до которой эта женщина дорога капитану. Его репутация прижимистого негоцианта вошла в поговорку.
— Посмотрим, что я смогу выведать.
— Мне нужны имена.
И Джеймс понял зачем.
— Это могут оказаться высокопоставленные люди.
— Вот как? В этом мире либо ты убираешь, либо тебя, — жестко улыбнулся Хью. — А здешним нравам это соответствует более, чем где бы то ни было. Мне нужны только имена и номер вашего счета в банке. Вы ни в коем случае не будете в этом замешаны. Но если кто-то ищет принцессу, я хочу это знать.
— Я слышал, война была кровавая, — сказал Джеймс.
— Какая именно? Ее война? Или моя? Или еще чья-то?
Джеймс выгнул брови:
— Я имел в виду ее войну. В Вакамацу была просто резня, как мне рассказывали.
— Она это знает, — тихо сказал Хью. — И собирается мстить. — Он пожал плечами. — Не могу сказать, что я это одобряю. Но это дает человеку смысл жизни, вероятно…
— Мы все стараемся делать то, что должны, верно, капитан? — Гонконг для человека с сердцем — город безжалостный.
— Ну и аминь, — сказал Хью, вставая. — Значит, буду ждать сообщений от вас?
— К вечеру я что-нибудь разузнаю.
— Прекрасно.
Еще одно из слов с неоднозначным значением. Значит, темные улицы Гонконга все чаще становятся ареной жестоких убийств.
— Завтра к вечеру платья будут доставлены.
— Во всяком случае, благодарю вас заранее. Всего доброго, мистер Деларош, — произнес Хью официальным тоном, заметив, что Тама выходит из примерочной. — Ценю вашу помощь.
— К вашим услугам, капитан Драммонд.
— Ну что, вы закончили? — спросил Хью, подходя к Тама. — Вам что-нибудь понравилось? — Она смотрела на разложенные веера и перчатки.
— Нет. Здесь все такое странное.
— Привыкнете.
Она подняла на него глаза, обратив внимание на циничную нотку в его голосе.
— Что-нибудь не так?
— Нет, но я устал… Я плохо спал ночью. Вы не будете возражать, если мы вернемся на пароход?
— Чтобы выспаться? — Легкая улыбка заиграла на ее губах.
— Неужели я настолько прозрачен? — отшутился он, поняв ее намек.
— Именно это мне кажется наиболее привлекательным.
— Вы не станете возражать, если мы не поедем осматривать город?
— А как вы думаете?
Он рассмеялся:
— Я думаю, вы вознамерились гонять меня по кругу за мой же счет.
Она с недоумением уставилась на него.
— Это значит, вы должны по меньшей мере не отставать от меня.
— А-а… Ну тогда мне везет. Клянусь, я от вас не отстану.
— Нам повезло, — ласково поправил Хью, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. На глазах у всех.
Когда они вышли за дверь, Джеймс взглядом велел своим приказчицам перестать хихикать.
Хью Драммонд здорово увяз, думал он.
Понимает ли он это сам?
Глава 25
Семья Сунскоку поселилась в маленьком домике на западных холмах. Когда она подъехала к воротам, все дети высыпали ей навстречу, принялись обнимать ее и тараторить как сороки.
У Юкиё почти не осталось воспоминаний о том, что такое семья, и он не заметил, что взрослые остались в доме.
Но Сунскоку сразу обратила на это внимание. И ее охватили дурные предчувствия.
Мать стояла в дверях, но приветствовала дочь так боязливо, что Сунскоку поняла — что-то не так. А когда из гостиной донесся грозный голос отца, мать в страхе, вжав голову в плечи, быстро ретировалась.
— Мы что, зашли не в тот дом? — Юкиё ощетинился, завидев отца Сунскоку.
— Он нисколько не изменился.
— А наверное, стоило бы, раз ты содержала их все эти годы.
Она грустно улыбнулась:
— В каком мире ты живешь? Он глава семьи.
— Я так не считаю.
— Пожалуйста, не нужно с ним спорить. Я этого не вынесу.
— Я не позволю ему обижать тебя.
— Он и не будет. Все достанется матери.
Юкиё стиснул челюсти и глубоко втянул воздух. Из-за такого же человека он потерял мать.
— Ты здесь не останешься, — сказал он приглушенным голосом. — Я этого не допущу.
— А я никого не спрашиваю, что мне делать. Не потерплю, чтобы мужчины мне указывали… — возмущенно прошипела она.
— Прошу прощения, — поторопился он извиниться. — Но подумай, пожалуйста, о себе. Больше я ничего не скажу.
Трудно было подавить дрожь и трепет, когда отец ее начинал скандалить. Страх сидел в ней с детства, и очень глубоко.
— Поговорю с ним, — сказала она, глубоко вздохнув. — Узнаю, чего он хочет.
— Мне можно присутствовать?
— Как хочешь.
Просторная комната, куда они вошли, полна людей. За круглыми китайскими окнами со стеклами виднеется сад; перед токономой, которую сами устроили, сидит отец, окруженный семьей — братьями и сестрами, их супругами, матерью и бабками Сунскоку.
— Почему нас отвезли в чужую страну? — рявкнул отец.
— Чтобы спасти вашу жизнь, — ответила Сунскоку мягко и вежливо.
Он сердито смотрел на нее:
— Если бы ты не сбежала из Ёсивары, нашим жизням ничего бы не угрожало. Ты неблагодарная дочь, которая превратила нашу жизнь в несчастье!