Нежное безумие

– Родители формируют нас, – начинаю я, скользя пальцами по граниту столешницы. – Ты, Мелоди, на половине пути потеряла весь интерес ко мне и начала заниматься другим проектом. Тем, у которого есть потенциал быть безупречным. Ее имя – Виа, и хотя я всегда была слишком ревнива ко многим вещам, моя зависть к Сильвии Скалли поглощала меня. Хочешь знать почему, Мел? Ты смотрела на нее так, как я желала, чтобы ты смотрела на меня. Как будто она была уже полностью сформированная личность, идеальная наработка, а я была просто чистым холстом, натянутым на деревянную раму. Но я не видела всей картины. Не знала, откуда берутся ее модные вещи. Я не понимала, почему ей все сходило с рук, когда она появлялась в неподходящей одежде для занятий, хотя других ты ругала. Не понимала, почему ты покупаешь любимые энергетические батончики для нее, зачем ты брала ее на неделю в Лондон или почему для тебя это было так важно, чтобы она побывала там.

Слеза появилась в уголке ее глаз, как отражение того, что творится у нее в голове. Сейчас я четко вижу то, чего у меня никогда не было, – Мелоди Фоллоуил. Не опытную балерину и прекрасного преподавателя, а простую девушку, такую же, как и я, – изо всех сил старающуюся делать правильные вещи для своей семьи.

– Когда Виа исчезла и я поняла, что это из-за меня, я посчитала, что больше не заслуживаю твоей любви. Вы давали мне ее в любом случае, хоть и редко. Мы отдалялись друг от друга, на пару дюймов каждый год, до первого семестра выпускного класса. Я чувствовала себя так, будто вы специально делаете что-то, чтобы ранить меня. Подразнить меня, насколько я плоха.

Мелоди покачала головой, прижимая руки ко рту.

– Никогда. Я была растерянна, я не знала, как достучаться до тебя. Я ждала, пока ты возьмешь себя в руки. Иногда, я пыталась поговорить с тобой, быть покорной и напуганной собственной дочерью, а потом я злилась и расстраивалась, потеряв терпение. Как-то раз, поняв, насколько я плоха, я просто позволила всему плыть по течению. И когда это случилось, то я заметила ваши взаимоотношения с отцом, и я наконец поняла, насколько я люблю своего мужа и что такое быть вами. Я не просто завидовала, милая, я была в абсолютной ярости.

Я никогда не любила Вию больше, чем тебя. Ты всегда была моей сильнейшей, естественной любовью. Но Сильвиа нуждалась в помощи. Она была бедная, униженная, брошенная, а я ничего не могла поделать, так как знала, что если я вмешаюсь, то для нее все станет только хуже. Единственное, как я могла ей помочь, покупая ей вещи, еду и оказывая поддержку. Я поэтому и пыталась устроить ее в Королевскую академию балета. Я не обращала внимания на ее слабости не потому, что была очарована ею, – просто кто-то должен был это делать. Я привела Пенна и Вию, не посоветовавшись с вами, девочки, и это была моя величайшая ошибка. Я была слишком сосредоточена на попытке искупить вину. Когда она исчезла, я едва замечала, что затаптываю свою дочь. Мне очень жаль, что ты чувствовала себя недостойной из-за меня. Мне всегда было сложно выражать свои чувства, думаю, что ты унаследовала это от меня. Я научила тебя жестокости, думая, что ты на самом деле такая. И когда ты стала хороша в этом, я купилась.

Я засмеялась сквозь слезы, качая головой и вытирая их.

– Ты реально хотела, чтобы я не становилась балериной.

– Только потому, что я не хотела, чтобы ты ощущала на себе то давление, которое я испытывала в детстве. Ты всегда была собой.

– Ложь. – Я фыркаю, закатывая глаза, что вызывает еще больше слез.

Она качает головой и смеется, и этот звук вырывается из ее груди с облегчением.

– Ох, Маркс, ты издеваешься? Ты всегда была прекрасной. Я замечала, что ты становишься все больше и больше неуверенной, но не понимала, из-за меня это или Вии. Я думала, что ты просто заскучала и устала.

– Заскучала и устала! – завизжала я. – Мама, да я просто чертовски устала!

Мы перестали смеяться. И плакать. И дышать. Глаза Мел стали шире, и мы обе посмотрели друг на друга с радостью, смешанной с удивлением. И благодарностью. С очень сильной благодарностью.

– Ты назвала меня мамой.

– Да. – Я запнулась. – Да. Ты и есть моя мама.

Мы столкнулись в объятиях, свободных от яда растерянности, непонимания и молчания. Чем больше времени я провожу в ее руках, тем глубже становится мое дыхание. Мы стоим на кухне около двадцати или тридцати минут. Пока мои руки и ноги не заболели из-за странного положения в течение долгого времени.

– Мама? – Я заговорила первая.

– Да, милая? – Я слышу радость в ее голосе, и она заставляет мое сердце трепетать.

– Думаю, что куриный пирог готов.

Глава двадцать восьмая

Любовь – это поле боя.

И думаю, что я мертв.

(последняя запись)

Пенн

Выпускной

Красная мантия и выпускная шапочка такого же цвета делают нас похожими на месячные. Отвечаю, это жестко. Не знаю, кто придумал сделать в одном цвете мантии и нашу футбольную форму, но он точно идиот.