Нежное безумие

И почему я здесь? Потому что признаю, хоть она и отродье, что-то здесь не так. Ее мать практически не разговаривает с ней, а когда все-таки это случается, она только и отчитывает ее, какая она ужасная дочь. Обычно она предоставлена сама себе, и, кроме холодного «Как дела в школе?», я никогда не слышал, чтобы мама спрашивала ее о друзьях, свиданиях или чирлидинге. Это замкнутый круг, так как для привлечения внимания глазастик начинает капризничать.

Ты одинока, если играешь только ради себя.

Проблески мудрости, доктор Филл.

– Хватит нести чушь, Скалли. Чего ты хочешь?

– Реванш, хочу жирный бургер и тебя на моем лице. Именно в таком порядке.

Она скривила носик:

– Ты отвратительный. Не могу поверить, что родители встали на твою сторону. Мы выиграли, потому что надрали вам задницу, хоть вы и смотрелись неплохо.

– Не переживай, мы еще встретимся в плей-офф. К этому моменту Гас совершит переход от сухой вагины к влажной киске, которой он и является обычно.

Она рассмеялась, качая головой. Мы поднимаемся выше, и люди, места, пальмы начинают казаться меньше. На горизонте танцуют огни, а океан кажется слишком синим и бесконечным.

– Отпусти перекладину, – внезапно говорю я.

– Зачем? – Пальцы все еще крепко сжимают перила.

– Потому что хочу узнать, веришь ли ты, что я не открою кабину.

Она внимательно разглядывает меня диким взглядом, который четыре года назад заставил меня отдать ей камешек. Как будто я самое очаровательное существо, которое она видела в своей жизни. Хочется сохранить этот взгляд и спрятать его в карман, чтобы любоваться им каждый раз, когда этот мир меня подводит.

– Но я не доверяю тебе.

– Давай исправим это.

– Спасибо, не стоит.

– Ты слышала вопросительную интонацию в моем голосе? Это было не предложение.

Она обернулась ко мне:

– Расскажи что-нибудь настоящее о себе.

– Например? – трудно не смотреть на ее губы – они идеальны. Они всегда такие были. Все ее тело словно сошло со строк из поэзии о любви Эдгара Аллана По или Пабло Неруды. Меня огорчает, что такие богатые, красивые девушки, как Дарья, оказываются такими самодовольными и невыносимыми. У них есть все, но ничего из этого не было заработано ими лично. Это как выиграть в лотерею и ожидать, что ты сделаешь разумные инвестиции без финансовой подушки.

– Почему ты вырезаешь дырочки в каждой футболке?

– Не пытайся сорвать джекпот, пока не выиграла плюшевого мишку на ярмарке, – предупреждаю я, – спроси что-то другое.

Она закатывает глаза и вздыхает, делая вид, что я раздражаю ее:

– Откуда такое имя – Пенн?

– Отпусти перекладину, и я расскажу тебе.

– Откуда мне знать, что ты не поднимешь ее?

– Ниоткуда.

Ее лицо так близко, что я начинаю понимать, почему люди так любят колеса обозрения. Складывается впечатление, что ты один во вселенной. Она отпускает перекладину очень медленно и зажимает ладони между оголенных бедер.

Не смотри на ее бедра, ублюдок, – слышу я голос Джейми в своей голове.

Почему? Ее бедра были бы неплохими обогревателями для моих ушей, – мысленно отвечаю я.

– Закрой глаза.

Она повинуется. Как и в свои четырнадцать. Мне нравится ее покорность, когда мы наедине. Делаю мысленную заметку – не пользоваться этим. Дарья никому не отвечает взаимностью и, черт возьми, делает все, что захочет – только не со мной.

– До того, как наркотики затащили мою мать в кроличью нору, она была очень романтичной особой в огромных очках и с абонементом в библиотеку. Она познакомилась с отцом в церкви, когда ей было семнадцать. Это было на какой-то христианской скаутской программе. Но после началась цепь дерьмовых событий. Она попала в жуткую аварию, сломала почти все кости и чуть не умерла. Отец решил уйти от матери и ударился в культ Христа. Мама подсела на обезболивающие, а после на настоящие наркотики. Я привык читать ей стихи, пока она лежала в больнице, переходя из одной операционной в другую. Ее любимые поэты… были – поправил я, вспомнив, что ее уже нет, – Сильвия Плац и Александр Пенн. Вот она и назвала меня в их честь.

– Кто такой Александр Пенн? – покраснев, спросила Дарья.

Она не хочет, чтобы я думал, что она глупая. Мы достигли самого верха колеса.

– Он был русско-израильским поэтом и коммунистом. Немного двинутый. Был отчаянно влюблен в цыпочку по имени Белла. Она отвергла его, поэтому он попытался покончить жизнь самоубийством и попытался застрелиться. Не удалось. Она была так очарована его преданностью, что в итоге решила выйти за него замуж.

– Прямо как Ван Гог. Только эта девушка сказала «да».

– Да.

– Довольно отвратительно, – сказала она.

– Да, – подтвердил я.

– Некоторые сказки огорчают, – добавила она. Никак не может замолчать и слишком волнуется. Глаза все еще закрыты.

– Только хорошие, глазастик, – мягко сказал я.

Я открыл перекладину, она услышала металлический стук и резко втянула воздух:

– Что ты делаешь? – Голос ее дрожал.

– Скажи, что между тобой и Причардом? – Мой голос стал жестким.