Нежное имя мечты

– Если тебе некогда – не приезжай ко мне, Инесса. – И трубка заплакала. Я повертела куском пластмассы, ожидая, когда из мелких дырочек потечет соленая жидкость. Блинова мучается от извечной проблемы одиноких женщин. Когда все нормально, красота в руках, здоровье в ногах, ум в волосах – женское одиночество не вызывает у окружающих чувства неполноценности. Но вдруг случается несчастье, женщина волею судьбы оказывается в больнице – и тут начинается невообразимое. В российских больницах даже здоровый человек, попавший туда на один день, случайно, запросто может заболеть и даже умереть от ощущения бессмысленности. Если же в эти очаги сохранения здоровья попадает одинокая женщина, медицина старается изо всех сил, чтобы тотчас же загнать ее на тот свет. Для выживания требуются близкие люди – многочисленные чада и домочадцы. Они веселой гурьбой прутся в больницы, чтобы прокормить занемогшего родственника. Одинокая женщина, наблюдая за пестрым табором семейного счастья, медленно, но верно сходит с ума, тает прямо на глазах. Болезнь не убывает, а, наоборот, крепчает. И тогда телефонные мембраны плачут живыми и солеными слезами. Я представила Блинову в больничной палате, голодную и злую, всеми покинутую, в окружении крепеньких старушек, питающихся домашними котлетами и салатами из баночек, скляночек и мензурочек. И в моей душе взыграло сочувствие.

– Кать, я завтра к тебе приеду. Потерпи немного, не вешайся, хорошо? – безропотно предложила я. Трубка судорожно всхлипнула, но плакать перестала. Упреки закончились, дружба восторжествовала.

Я заново обложилась словарями. Пыхтя, взгромоздила один на другой, нацепила очки, вооружилась ручкой, с опаской косясь на телефон. Кто следующий? Но больше никто не позвонил. Наверное, ждали, когда окажутся на больничной койке. Я выполнила суточную норму – перевела пять страниц текста и уснула в окружении книг и бумаг.

Альберт периодически звонил, аккуратно и деловито сообщал новости из министерских краев. Края кишмя кишели различными конкурентами, словно вся Россия бросилась разливать и продавать живительную влагу. Воды было много, целебной и не очень, минеральной, питьевой, соленой и похмельной, из-за обилия желающих припасть к источнику наше дело затягивалось, оно тянулось медленно, как черепаха, изматывая силы и нервы. Но мы с Гошей не унывали. Саакян занимался разливочным цехом, что-то там оборудовал, а я распространяла в Интернете информацию. Уже появились первые покупатели. Я классифицировала запросы и повсюду рассылала надежды. Наконец Альберт привез хорошие новости, через два дня министр собирается лично посетить родной Питер. Он родился в нашем городе, вырос, выучился – короче, высоко взлетел. Саакян расцвел, как лопух на радиоактивной помойке. А я помчалась к Блиновой в больницу. Хорошая новость повлияла на меня благотворно, развив до невероятных размеров чувство милосердия, глубоко захороненное в моей душе. С многочисленными пересадками я с трудом добралась до проспекта Культуры. Несчастная культура забралась далеко, спрятавшись подальше от нахального центра. Будто с глаз долой. Блинова встретила меня крепкими и солеными слезами. Типа огуречный рассол. Она высморкалась в полотенце и страдальчески прижала руки к груди. Я гордо выставила два больших пакета, достала салфетки, одноразовые полотенца, апельсины, пакеты с соком, бутерброды и в довершение банкета вытащила стеклянную банку с вожделенной отварной картошкой, посыпанной мелко нарезанным укропчиком. Картошку приготовила мама. Укроп купила я. Свершилось, наша взяла, Блинова выпрямилась, оглядывая соседок-старушек. Те стыдливо отвернулись. Заветная банка стояла на тумбочке, сверкающая и аппетитная, указывающая сторонним наблюдателям, что у одиночки Блиновой тоже имеются в загашнике заботливые посетители.

– Инесса, а ты знаешь, что у нас в фирме творится? – спросила Катя, с жадностью набрасываясь на миндальное печенье. Я покупала его в «Метрополе». Сама бы ела, да фигура не позволяет. Подруга может за один присест съесть целый килограмм.

– Не знаю… – Я равнодушно отвернулась, невозможно смотреть, как Катя грызет круглые ароматные лепешечки. Жадно, вкусно, как кролик. – И знать не хочу. А что там творится?

Спросила, чтобы поддержать светскую беседу. О чем любят поговорить девушки, женщины, бабушки? Да все о том же – где и что продается, кто и что сказал, кто и с кем переспал. Одна тема, из века в век. Ничего не меняется. Да и что в этом вопросе постыдного? Имею право знать, что происходит в «Планете». Я там работала, в ней прошли лучшие годы моей жизни, в этом бизнес-центре осталась моя любовь. Об оставленной любви пока что не стоит задумываться. Время еще не пришло.

– Инесса, с Бобылевым что-то такое творится, никто не может понять что, – зашамкала Блинова. А я тихо злилась; если бы Катя не находилась в больнице, я бы бессердечно вырвала пакет из ее рук. Выдала бы ей два печенья, остальное спрятала как можно дальше. Но Катя больна, и я до сих пор не знаю, какой у нее диагноз. И я раздавила раздражение, как гусеницу.