Маша летела в Америку. Самым ранним утренним рейсом. И вспоминала, как однажды ночью окончательно убедила себя в полной нелепости поездки в Питер. А утром помчалась заказывать билет, опасаясь, что может передумать, и тогда ее «все» уже никогда не будет хорошо. Затем она опять некоторое время никуда не собиралась, теперь уже точно не собиралась. Затем выкупила билет. Усевшись на лавочке в агентстве, прочитала в билете «Место назначения St. Petersburg», оглянувшись, быстро поцеловала счастливое «Санкт-Петербург», подумала: «Какие правильные слова – мне назначено в Питер» – и сразу по-настоящему поняла, что все это глупости и никуда она не полетит. Она закрыла глаза и принялась думать об очень приятном и просто приятном. Так, что сначала – приятное или очень приятное?
Очень-очень приятное – это Костя. Он будет целовать Машу, счастливо приговаривая: «Девочка моя любимая приехала! Не разлюбила, не бросила своего старого Дядю Федора!» – «А у меня для тебя кое-что есть», – скажет Маша.
Свет горит в моем окошке,
На окошке чашка с ложкой,
Блюдце, в вазочке конфеты.
Две забытые газеты,
Банка с медом, чайник с чаем.
Я тебя не замечаю.
Ты не смотришь на меня
Вот уже четыре дня.
У окошка стул с подушкой,
Над окошком спит звезда.
Я скажу тебе: «Послушай!»
Ты ответишь тихо: «Да?»
Я скажу: «В такую стужу...»
Я скажу: «В такой мороз
Кот болеет, пес простужен,
Попугай повесил нос.
Для чего тебе свобода?
За окошком непогода,
Все дороги занесло.
Выпьем вместе чаю с медом,
Ведь в такое время года
Страшно растерять тепло».
«Это правда, Принцесса?» – спросит Дядя Федор.
Теперь просто приятное. Приятно точно знать, кто она. Питерская принцесса. В изгнании.
Примечания
1
Здесь и далее использованы стихи московской поэтессы Ольги Шумяцкой.
Марта Кетро. Горький шоколад
Аутотренинг
«Моя любовь во мне, она никуда не исчезает, меняются только объекты. Не нужно к ним привязывать чувство, которое генерирую я сама. Они – всего лишь повод. Есть только я и божественная любовь. А мужчина всего лишь стоит против света, и мне только кажется, что сияние от него. Теперь его нет, а любовь все равно осталась, любовь – она вообще, она ни о ком».
Очень позитивно, я считаю. Задыхаюсь каждый раз на словах «его нет», но это постепенно пройдет. Так, быстро в лотос и продолжаем.
«Его присутствие не имеет особого значения, есть только я и моя любовь. Значит, ничего не изменилось. Личность моя не разрушена, жизнь продолжается».
На самом деле я пытаюсь собрать обрывки себя – так сплела наши жизни, что от моей одни ошметки остались, когда он изъял свою. Где мои интересы, мои амбиции, мои желания? Где Я? Никаких признаков, разве что ноги сейчас затекли у МЕНЯ.
«В моей жизни будут разные мужчины, и каждый из них вызовет новые оттенки любви, словно у цветка раскроется еще один лепесток, а когда уйдет, это новое останется со мной навсегда, и я стану ярче, восприимчивее, сильнее».
О да, к шестидесяти годам я буду неотразимо многогранна. Если кто-нибудь захочет на это смотреть.
«Спасибо, милый, за то, что ты был со мной. А сейчас я иду дальше».
Спасибо, милый, за то, что ты был со мной. А сейчас ты с этой своей девушкой, а я тут сижу одна в идиотской позе и пытаюсь найти у себя внутри что-нибудь живое, не имеющее к тебе отношения. В пустоте моего сердца должен, просто обязан зародиться какой-нибудь шарик, искра, точка опоры. Любая мелочь, за которую я попробую уцепиться.
«Любящий человек каждым днем своей жизни строит небесный Иерусалим, вечный, неразрушимый город, и ни одного камня нельзя забрать из этой постройки, – даже теперь, когда земная любовь закончена. Поэтому не бывает несчастной любви».
Ну ладно, уломала, чертяка языкатая, не бывает. А теперь высморкайся и иди кормить кота.