Нежное настроение (сборник)

Костя, Дядя Федор, отдельных отношений с Любинскими и Васильевыми не поддерживал, но за долгие годы все привыкли друг к другу, сроднились. В Косте вообще пересекались все дружбы Раевских, поскольку он просто-напросто был всегда и, когда находился в благостном настроении, сам себя называл «местной мягкой игрушкой».

Как во всякой счастливой семье (а семья Раевских была, без сомнения, счастливой), имелось великое множество семейных легенд, одна из которых, далеко не самая незначительная, касалась появления в их семье Кости.

В секретном ящике с документами и деньгами хранился Машин детский рисунок, на котором пятилетняя Маша изобразила всю семью. В центре сама Маша, человечек с кривыми ногами-палками, рядом с ней огромная, во весь лист, Бабушка (мать Юрия Сергеевича, не путать с бабой Симой, матерью Ани), почему-то без лица. Наверное, в знак того, что она, как божество, была всюду, а божеству лицо ни к чему. Рядом с ней Дед с большими глазами-очками (это отец Юрия Сергеевича, не путать с Аниным отцом, которого не знали ни Аня, ни даже сама баба Сима, а тем более Маша). Дед, отдельно от всех. Баба Сима, человечек с растрепанными волосами, улыбкой от уха до уха и растопыренными в танце руками и ногами. Внизу папа с портфелем в руке и мама с короной на золотых, как у принцессы, волосах и в длинном платье, из-под которого виднеются крошечные принцессины туфельки. Дядя Федор присутствует на рисунке в виде пятна в углу с кривой надписью «дя Фе».

«Дитя революции», называла Бабушка Машу. Бабушка – Берта Семеновна. Вторая бабушка называлась просто баба Сима. Настоящая бабушка была папина. Она была главная. Главнее, чем мама с папой. Если Машу спрашивали, кто ее родители, она отвечала – мама-красавица, папа-ученый, а Дедушка – самый большой ученый. А если допытывались, кого она любит больше, маму или папу, девочка, удивляясь про себя, почему люди считают, что нельзя больше всех на свете любить бабушку, отвечала, чтобы не обидеть никого из родителей: «Maпy. Я больше всех люблю Maпy». И прятала глаза, радуясь, что так ловко соврала, а никто не заметил. «Мапа» вымышленное существо, а настоящая и самая любимая – Бабушка.

– Маша у нас дитя революции, – любила повторять Бабушка с разными интонациями, в широком диапазоне от злости до мягкой иронии. Правда, говорила она это только Деду. При чужих – никогда и никогда при невестке, ни одного разочка. Вообще невозможно представить себе, как Бабушка говорит что-то случайно, необдуманно.

В раннем детстве Маша считала, что если ей повезло родиться в Ленинграде, городе трех революций, то потому она и есть дитя революции, и это очень почетное звание – вроде Героя Советского Союза.

Чаще всего Бабушка повторяла это, когда была недовольна мамой или бабой Симой.

– Спасибо революции, – вздыхала она, брезгливо выгребая из Машиного кармана шелуху семечек или поправляя кофточку в блестках, которую подарила на день рождения баба Сима.

Став постарше, Маша прекрасно сама во всем разобралась. Она, Маша Раевская, – результат смешения социальных слоев. И если бы не революция, сын Берты Семеновны, ребенок из профессорской семьи, то есть папа, никогда бы не женился на маме, дочери буфетчицы.

– Но если бы мама не встретилась с папой, я была бы не я, а совершенно другая девочка, не такая хорошенькая, не такая умная... – глубокомысленно заметила пятилетняя Маша.

Берта Семеновна громко, нехарактерно для себя, фыркнула.

– У девочки не по годам развито логическое мышление, – гордо сообщила она мужу.

– Она же моя внучка! – еще более гордо ответил Дед и потащил Машу за платье к себе на колени.

Бабушка, Берта Семеновна, родилась в Петербурге в семье купца первой гильдии. Отец ее был из тех евреев, кому разрешения жить в Питере показалось мало, чтобы отделиться от своих соплеменников-иудеев, и он пожелал принять христианство вместе со всей семьей, что и сделал вскоре после беспорядков 1905 года. Таким образом, Берта Семеновна, высокая, худая, со строгим горбоносым лицом и черными с проседью в соль и перец волосами, всю жизнь страдала за двоих совершенно разных людей: за одну себя как за генетическую еврейку, обладающую характерной еврейской внешностью, и за другую себя – христианку, пронесшую через всю жизнь пылкую приверженность к православию, которую, естественно, в советской жизни приходилось скрывать, чтобы, не дай бог, не испортить Дедову научную карьеру.

Бабушка любила гордиться и гордилась по любому поводу. А поводов у нее набиралось немало. Родилась в Питере – раз. Разве не повод, когда вокруг городские в первом, самом ужасном, поколении беспомощно потерялись в новых городских правилах жизни и, утратив патриархальные деревенские добродетели, приняли коммунальный быт за непререкаемую истину и ценность.

Происхождение и образование – два. Купец первой гильдии образовывал свою дочь с помощью гувернантки, владеющей двумя иностранными языками, и Берта Семеновна успела прилично научиться по-немецки. А по-французски совсем немного, но с замечательно красивым произношением – заслушаешься.