Нежное прикосновение

Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.

Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.

— Я не хочу ходить в школу.

— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.

— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.

— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.

— Я уже умею читать и писать.

Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.

— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.

Рори засомневался:

— Они это не очень любят.

— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.

Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.

Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.

Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.

— Где ты был?

— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.

— О политике, верно?

Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.

— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.

Анна похлопала его по руке:

— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.

Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.

— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.

Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.

— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты произносили прекрасных речей, толкуя о демократии и свободной родине. Везде были солдаты — большие, хорошо откормленные парни, хвастающие своим оружием. Но прежде чем кто-то понял, что произошло, все было кончено. — Она покачала головой. — Патриоты почему-то всегда заканчивают поражением.

Стефен вытянул ноги и наблюдал, как она собирает на стол. Анна расстегнула жакет. Ее полные груди натянули блузку, заправленную в узкий пояс юбки. Длинная прядь кудрявых рыжеватых волос выбилась из прически и сияла в свете лампы.

— Я сказала миссис Кэвенах, что политика не имеет для женщины такого значения, как для мужчины, — продолжала она. — Женщины уезжают из Ирландии с легким сердцем. Мы знаем, что будем жить лучше, и назад не оглядываемся. Мужчины — другое дело. Они переживают свое поражение так, будто это проклятие для всего рода человеческого.

Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.

— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.

Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.

— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.

— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.

Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.

— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.

— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.

Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.

— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?

— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.

Стефен улыбнулся:

— Я поговорю с ним.

— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.

— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.

Анна взглянула на него обеспокоенно.

— Секретов нет, за исключением моего…