Нежное солнце Эльзаса

Документы о разводе и разделе квартиры мы получили весной. Отец, как узнал, страшно напился и буянил всю ночь. Мы сидели с матерью, закрывшись в бывшей бабушкиной комнате на замок, и устало вздыхали: о том, чтобы выспаться перед работой, уже не могло быть и речи. На рассвете я услышала страшное и долгожданное: «У меня нет больше дочери!» — и последующее падение пьяного тела на пол в коридоре, вздохнула с облегчением и тут же уснула. Утро на работе я начала со звонков потенциальным покупателям наших с мамой частей квартиры и продолжала это дело целый месяц, пока не убедилась в том, что никто особо не стремится приобретать себе жилье в придачу с моим отцом. Тогда я вспомнила давнюю мысль о том, чтобы продать наши с мамой комнаты хачикам с рынка по дешевке, и отправилась в ближайшие выходные по московским рынкам расклеивать объявления. Через три недели у меня на крючке был Анвар со старой и молодой женами, а также четырьмя детьми на одну комнату и Мурат с младшей сестрой, папой и мамой для другой. Меня такой расклад устраивал, хотя я и серьезно проигрывала в деньгах. Папаня во время показов квартиры и переговоров о купле-продаже сидел в своей комнате притихший, опасаясь даже высунуть нос. Внутренне я уже ликовала. Денег мне пришлось занимать у знакомых и брать в банке кредит под бешеный процент — фатально не хватало, — но зато мы с мамой нашли замечательную двухкомнатную квартиру в районе метро «Аэропорт», в только что построенном доме. И главное, практически в противоположном конце Москвы. Как мне удалось собрать нужные деньги, оформить документы, со всеми договориться и провести в конце концов все эти сделки, я уже вспомнить не берусь. По-моему, это был своего рода гражданский подвиг. Те, кто знает, что такое паспортные столы, органы опеки, БТИ, нотариусы, договоры купли-продажи, поймет, о чем я говорю. А тем, кто не знает, объяснять на пальцах не решусь. Ну да не суть. Главное, я сделала это! Анвар и Мурат обрели собственное жилье в Москве — очень круто, — а мы с мамой получили долгожданную и такую сладкую свободу. Лишь после того как мы переехали в свою новую квартиру, я поняла наконец, что значит хотеть вернуться с работы домой. И это было неописуемое счастье! Жалко, что бедная моя бабуля Надя до него не дожила.

Теперь мне нужно было немного прийти в себя и отдохнуть: разрушенные надежды на продвижение бизнес-проекта, продажа и покупка жилья, войны с отцом и переезд вымотали меня настолько, что я перестала ориентироваться в пространстве. Словно отключилась на время, отказалась от восприятия бытия. К реалиям жизни вернул меня неожиданный — хотя для большинства, полагаю, весьма заурядный — случай.

В одну из пятниц шеф снова засиделся на работе допоздна. Я уже зевала за своим монитором так, что была прямая угроза вывихнуть челюсть. Но раз не уходит Петр Кузьмич, куда же денусь я?! Надо сидеть. Он появился передо мной неожиданно, как возникшая из ниоткуда тень, — вообще-то обычно, чтобы дать задание, он использовал селекторную связь, а тут собственной персоной: «Рита, вы не могли бы ко мне зайти? У меня что-то странное с компьютером». Сказать, что я удивилась, нельзя. Я просто внутренне замерла от неожиданности и потеряла дар речи. Ко мне — по имени и на «вы»?! Однако, как я поняла уже гораздо позже, вежливость, прямо скажем, не свойственная Петру Кузьмичу, была использована как психологический прием. И нужного эффекта — моего неосмотрительного впадения в ступор — шеф добился.

Я, словно сомнамбула, подошла к компьютеру в кабинете шефа, села в кожаное кресло, которое было жарким от тела начальника, — он практически только что с него встал. Это ощущение чужого тепла показалось мне стыдным, неприличным — я опустила глаза и, кажется, покраснела.

— Что у вас случилось? — спросила я, тупо уставившись в монитор, на котором застыл текст какого-то письма.

— Шрифт посмотри вот тут, в третьем абзаце, — Петр Кузьмич глупо хмыкнул, — соскочил.

— А, так это ж элементарно. — Я немного успокоилась. Выделила «соскочивший» абзац, выставила на панели инструментов «Times New Roman», размер 14, как и в остальном тексте, и собралась уже встать и уйти, как почувствовала, что кресло медленно, но настойчиво едет назад. Ну и я вместе с ним, несмотря на внутренний протест и поселившийся в груди испуганный холод.

Петр Кузьмич выкатил меня из-под прикрытия массивного рабочего стола, развернул к себе, наклонился и начал целовать. Я дернулась и застыла. Мысли скакали в голове, как бешеные блохи: буду сопротивляться — выгонит с работы, буду терпеть и морщиться — тоже не поздоровится. Что делать-то, что?!

— Я за тобой три года внимательно наблюдаю, — шеф задыхался от вожделения, — ты молодец. Целеустремленная. Не трепло.

— Н-но вы ж-ж-ж н-н-е… — я все никак не могла сообразить, что делать дальше.

— Кстати, — Петр Кузьмич решительно прервал мое бессмысленное жужжание, — дашь потом еще разок свой бизнес-план посмотреть? Что-то я в прошлый раз сути не уловил.