— Конец? Как конец? — ворвался в сознание Ники вопль души. После смерти она получила второй шанс прожить полную радости и любви жизнь и… конец? Её душа вгрызлась в чужое тело, разместилась в нём с удобством и комфортом, прижилась, пустила корни. Она не готова умереть именно сейчас! Она так мало успела сделать! Хотелось жить, творить, любить!
— Ты уже мёртвая, снова мёртвая, — насмехался над её страхами голос невидимого Ромки.
— А как же Кэптен? — возразила Ника. — Как же любовь, аромат которой, как аромат хороших дорогих духов только-только начал раскрываться? Ты их примерила на себя, оценила запах и стойкость, выделила нотки сердца, поняла, что аромат твой, приняла его, полюбила.
— Любовь? — рассмеялся невидимый Ромка и категорично заявил: — Любви нет.
— Есть! — крикнула Ника. — Адриан тоже любит меня!
— Не в пример тебе он разумный и расчётливый, — заговорил Ромка, копируя голос госпожи Маргрит. — Сейчас ему выгодно быть рядом с тобой. Не станет тебя, и он быстро найдёт утешение в других женских объятиях. Не догадываешься в чьих?
Перед лицом девушки мелькнула серая тень, незримой ладонью похлопала её по щекам, и Ромка позвал:
— Верони-ичка-а!
— Сгинь, гад! — заорала Ника, отбивая невидимые руки. — Зачем ты таскаешься за мной? Что тебе от меня нужно?
— Что ж ты такая некультурная? — рассмеялся Ромка довольно. — Вернись в своё гнездо пока не поздно. Твоя мамка квартиру продаёт.
— Ни за что не вернусь туда, где мне было плохо! Я не могу оставить Дэниэла. Один он не справится. Госпожа Лейфде не сможет жить вечно. Я не успела составить на него завещание, оставить ему дом и бизнес. Всё отойдёт кузену!
— Глупая, здесь разберутся без тебя. Идём домой, а? — подобрел Ромка. — Хочешь, бабла дам? Отвалю, сколько скажешь. В моём сейфе «зелёных» немерено, — его ладонь коснулась её щеки, погладила, схватила за руку. — Идём!
Ника рванулась и… очнулась. Из пересохшего горла вырвался хриплый вскрик.
— Держи руку, — произнёс уверенный мужской голос. — И миску прижми.
Девушка с испугом уставилась на пожилого семейного лекаря госпожи Маргрит, склонившегося над её вытянутой рукой. Ему помогала Хенни.
Они находились в каморе кухарки. Ярко горели свечи. Пахло свежей кровью, благовониями и камфорой.
Несмотря на боль, Ника со вздохом облегчения улыбнулась: она там, где должна быть и где быть хочет.
Заметив, что хозяйка пришла в себя, Хенни одобрительно качнула головой:
— Вот и славно.
Лекарь закончил кровопускание и посмотрел в лицо Ники.
— Госпожа Руз, как вы себя чувствуете? — спросил с беспокойством, туго затягивая полоской ткани порез на руке. — Где болит?
— Всё болит, — еле слышно ответила девушка. Распухший язык не слушался, двигался лениво, неохотно. Во рту явственно ощущался вкус крови.
— И будет болеть, — отозвалась Хенни, убирая со стола курильницу с дымящимися травами. — Вас так ударили, что впору было умереть. Я так сперва и подумала. Уж больно вы мертвенно-бледная были и совсем уж бездыханная.
— По голове ударили? — Ника прижала ладонь к съехавшему со лба компрессу. Второй холодный и влажный компресс лежал у шеи.
Хенни скривила рот и болезненно посмотрела на плечо хозяйки, затем на лекаря, собиравшего медицинский инструмент в свою объёмную сумку. Со вздохом мужчина сказал:
— Вам показан покой и следует два раза в день пить настой, который я приготовлю. Сегодня на плечо ничего согревающего не укладывайте. До вечера меняйте на нём холодную повязку. Не часто, не переусердствуйте. Излишний холод вашему деликатному сложению также ни к чему. Завтра я приготовлю согревающую мазь.
Непослушной рукой Ника осторожно ощупала припухлость у шеи. Двигать левой рукой, из вены которой пустили кровь, как и повернуть шею, оказалось больно.
Хенни страдальчески зашмыгала носом:
— Если бы не господин Ван дер Меер, то вас как есть порешили бы.
— Ван дер Меер? — оживилась Ника, упёршись взором в закрытую дверь, у которой топтался лекарь, желая услышать подробности ночного происшествия.
— Проводи господина лекаря, — сказала девушка, не понимая, сколько она пролежала без сознания. Сейчас ночь, утро или день?
За дверями послышался приглушённый разговор. В створку постучали, она приоткрылась, и показалась женская голова в большом ночном колпаке, из-под которого выбивались мелкие седые кудряшки.
«Одна из сестёр-постоялиц», — узнала Ника пожилую женщину, втиснувшуюся в узкую дверь. Остановив взор на девушке, мягко, но наставительно заговорила:
— Госпожа Руз, миленькая, что ж вы так весьма безрассудно, в полном одиночестве пошли смотреть, что за шум? Следовало ли идти? Пусть бы грабители взяли, что хотели и ушли. Поверьте, моя дорогая, не стоит серебро и злато того, чтобы из-за него лишаться жизни.
— Всё обошлось. Госпожа Руз всего лишь сильно испугалась, — заверил лекарь соболезнующую, выдворяя её из каморы.
— Так всем и сказать? — не поверила женщина. — Мы же волнуемся, не спим. Там стекло разбитое, много стекла…
Хенни вышла следом, закрыла дверь, и голоса стихли.