Нежность

«Еще мальчиком, занимаясь в самодеятельности, я был однажды приглашен выступить в соседней, 41-й школе. Не помню, что я играл, но ясно помню, что обратил внимание на девочку в красном берете, в котором было проделано отверстие и сквозь него пропущена прядь черных волос. Это было оригинально и осталось в памяти. Через несколько месяцев я встретил ее на улице, узнал и вдруг увидел ее живые, выразительные, умные глаза. Она была очень хороша собой, мимо такой девушки не пройдешь… Тем не менее я прошел мимо, не остановился, стесняясь заговорить с незнакомой особой на улице. Прошло несколько лет, я стал студентом Ленинградского театрального института. На последнем курсе я как-то пришел в студенческую столовую и встал в очередь. Обернувшись, увидел, что за мной стоит она. Девушка заговорила первая, и этот разговор я помню дословно. «Вы здесь учитесь? Как это прекрасно!» – «Да, учусь… А что вы делаете сегодня вечером?» – «Ничего…» – «Пойдемте в кино?»

В тот же вечер мы встретились у кинотеатра «Гранд-Палас». Что мы смотрели? Бог его знает. Я все время смотрел на нее. Как только начался сеанс, я наклонился к ней и прошептал: «Выходите за меня замуж».

Она не удивилась. Она не сказала мне, что я сумасшедший. (А ведь могла бы, честное слово, имела полное право.) Она сказала очень просто: «Я подумаю».

Через несколько дней Рома ответила на мое предложение согласием…»

Отец и мачеха девушки (а отцом Ромы был двоюродный брат выдающегося советского физика Абрама Иоффе – Марк Львович Иоффе), узнав о ее намерении выйти замуж, выступили категорически против. Во-первых, они в глаза не видели жениха, во-вторых, считали, что Роме надо сначала окончить институт, а уже потом создавать семью. Когда Райкин узнал об этом, он решил лично встретиться и поговорить с родителями своей возлюбленной. Это рандеву состоялось на даче девушки под Лугой, куда Аркадий добирался на перекладных в течение двух с половиной часов. По дороге юноша только и делал, что проговаривал текст своей речи. Но речь не понадобилась, поскольку разгневанные родители даже не пустили визитера на порог. Однако Райкин оказался настойчивым юношей. Он решил взять родителей девушки измором и даже не подумал уезжать – занял позицию у ворот, надеясь, что над ним смилостивятся. Но так и не дождался. Единственное, на что пошли родители, так это позволили дочери на минутку выйти и проститься с незадачливым визитером. Рыдали наши влюбленные, как герои шекспировских трагедий…

Вскоре семья Ромы вернулась с дачи в город, и молодые возобновили свои отношения. Причем тайные: они встречались в общежитии на Моховой, где обитал тогда Аркадий. В конце концов родители обо всем узнали и, как ни странно, с выбором дочери смирились. В один из дней они пригласили Райкина к себе в дом (Мойка, 25) на обед.

С тех пор лед между ними и женихом стал таять, хотя Райкину эти обеды давались ценой большого напряжения. Дело в том, что родители Ромы относились к нему как к мальчишке и постоянно учили жизни. Иной раз, если он говорил что-то невпопад, его даже отправляли обедать отдельно от всех на кухню, что считалось своего рода наказанием. Другой на месте Райкина из-за подобного отношения навсегда прекратил бы появляться в этом доме, но Аркадий вынужден был терпеть – он сильно любил Рому.

В лучшую сторону отношение родителей девушки к ее жениху изменилось после того, как они сходили на премьеру спектакля «Смешные жеманницы», где Райкин играл одну из ролей. Видимо, талант его был оценен по достоинству, поскольку сразу после этого влюбленные получили-таки долгожданное родительское благословение и им разрешили жить вместе (конечно, в доме родителей Руфины на Мойке, 25). Там у них вскоре и родился первенец – дочь Катя.

Как вспоминал потом сам Райкин, после рождения дочери он надеялся, что отношение тестя и тещи к нему изменится, что они перестанут его воспитывать и одергивать. Но этого не произошло. Особенно изгалялась над ним теща, Рахиль Моисеевна Рутенберг, – женщина властная, работавшая некогда воспитательницей в детском доме. В конце концов нервы Райкина не выдержали: вместе с маленькой дочкой он сбежал к своим родителям, на Рубинштейна, 23. Следом за ним ушла из дома и Рома. И хотя в свое время родители Аркадия не приняли увлечения сына театром (отец даже хлестал его ремнем и орал: «Еврею быть клоуном – никогда!») и его ранней женитьбы, тем не менее встретили супругов радушно. Их сердца растопила прелестная внучка, которую до этого они видели слишком редко. Глядя на то, как его родители трясутся над девочкой, Райкин порой даже ловил себя на мысли, что вокруг него в детстве они так не плясали.

Но жизнь в родительском доме продолжалась недолго. Вскоре молодой семье выделили аж три комнаты в коммуналке шестиэтажного дома (Греческий проспект, 12), и они переехали жить туда. Причем не одни: этажом ниже поселились родственники Аркадия – мать, сестры Белла и Соня и 15-летний брат Максим (отец артиста к тому времени скончался).