Нежность августовской ночи

Толик вышел из офиса «Урбанис-холдинга», но домой ему совершенно не хотелось. Там его ждала Ася. Ася – золото, но… но не для него золото. Чужая.

Такое уже сколько раз случалось – Толик влюблялся (причем интересовали его исключительно неординарные особы, а не клуши какие), терял голову, а потом… потом наваждение исчезало, и ему становилось скучно. Девушка, в которую он был влюблен, которая казалась ему в самом начале их знакомства яркой, креативной, вдруг превращалась в клушу. Вылезали наружу все ее недостатки. И креативными-то, кстати, девушки были не по-настоящему, а так, для того лишь, чтобы привлечь к себе внимание, зацепить окружающих. На самом деле девицы хотели одного: выйти замуж за обеспеченного мужчину, родить детей и… И все. Такая пустота, такая скука… Мещанство.

А любовь? А страсть? А красота?..

Вот и Ася каким-то неуловимым образом превратилась вдруг в мещанку и клушу. Толик неожиданно заметил, что все ее дизайнерские «находки» – банальны и бездарны, а сама она – непроходимо глупа. Ася любила Толика, да, но хотела она одного: выйти замуж и открыть собственное дизайнерское ателье (при помощи Толика). Больше она ни к чему не стремилась. Ася была настолько глупа, что не замечала даже очевидного: в финансовом плане ее жених целиком зависел от своей матери, Веры Артамоновны.

Словом, Ася оказалась обычной девицей.

Толик же всегда считал себя особенным. Талантливым. И жизнь у него должна быть особенная, яркая. Главное – проявить себя. Главное, чтобы никто не мешал… Поэтому и девушку рядом с собой он всегда хотел видеть необыкновенную и понимающую.

Любовь в представлении Толика – это союз двух ярких, умных, талантливых личностей, возвышающихся над всем прочим миром, над обыденщиной и банальщиной. Над быдлом и офисным планктоном.

Ася – не пара ему.

«Почему же так не везет, а? И мать еще тупица непроходимая… – изводил себя Толик. – Евгеника тоже – сколько крови попортила!» О чем бы Толик в последнее время ни думал, мысли его неизменно возвращались к бывшей жене.

Когда они встретились – лет десять назад, – Толик, безусловно, воспринял Евгению как девушку талантливую, интересную, яркую. Она – не какая-то секретарша в офисе, не вышколенная сотрудница банка, не примитивная бухгалтерша, а – фотохудожница! Творческая личность.

Но прошло время, и истинная сущность Евгении прорвалась наружу: она, оказывается, как и все, мечтала о ребенке, о тихом семейном счастье… Словом, Евгения была – самка. Не Женщина, а – обыкновенная самка. Отвратительно. Толик разочаровался в ее таланте, в ее яркости, в ее необыкновенности и расстался с Евгенией.

…Но почему тогда он сейчас вспоминал о ней? Почему его продолжало к ней тянуть?

Зачем он снова пытался раскрыть перед ней душу? Ведь Евгения, как всегда, плюнула в нее. Кто она, бывшая жена? Лицемерка, ведьма, обманщица… Ей нужна была фотокамера, а не Толик, не его душа.

…Ноги сами понесли Толика к галерее Тыклера. Зачем?

Он хотел еще раз посмотреть на работы Евгении и еще раз утвердиться в полной бездарности бывшей супруги. Толик хотел убедить себя окончательно: Евгения – никто и ничто. О ней даже думать не стоит…

Он поднялся на второй этаж галереи, нашел зал, в котором выставлялись работы Евгении Торцовой. Посетителей, кстати, было много… Полюбил народ культурные развлечения.

Толик остановился перед большой фотографией, на которой был изображен тот самый дом на Солнечном острове – дом его мечты. Дом, который Толик хотел превратить в клуб одиноких сердец.

На фото Евгении едва наступил вечер – резкие тени, солнце светит в разбитые окна, открывая зрителю пустые комнаты. «Вот и что она этим хотела показать? – раздраженно подумал Толик. – Обычный старый дом. Скука…» Разбитые барельефы на фасаде, облупленная мозаика. Бурьян, пробивающийся меж камней… «Все прошло, эпоха кончилась, Евгеника. Сейчас на дворе двадцать первый век, современные технологии. Мир не нуждается в этом старье!»

Диггер Акимов рассказывал о дореволюционном купце-мильонщике, который из ревности убил свою жену и замуровал в этом доме… Тем более надо разрушить этот склеп, а не реставрировать его!

Толик находился на взводе. Стоя у фотографии, он чувствовал, как ненавидит мать, которая стояла на пути его мечты, ненавидит Евгению, которая обожала старые здания и тем самым высмеивала Толикову мечту, и ненавидит этот дом. Дом, который мешал ему, Толику, исполнить его замыслы.

– …да сначала вот с этой стены снимаем, потом – с той… Сами не грузите. Дождитесь меня, хорошо? – вдруг раздался знакомый голос. Толик обернулся и увидел бывшую жену. Легка на помине! Евгения стояла рядом с дядькой в рабочем комбинезоне и объясняла, в каком порядке надо будет снимать фотографии со стен. – Кажется, все теперь. Спасибо.

– Евгения! – не владея собой, крикнул Толик.

Люди в зале обернулись.

– Ой… – Евгения, кажется, побледнела. – Толик?

Она несколько мгновений медлила в нерешительности, потом все-таки подошла.

– Что ты делаешь? – спросил Толик, стараясь сдерживать свои эмоции.