Нежность и ненависть

– Потому что я больше не знаю, как вести себя с тобой. – Он поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня, и его глаза стекленеют. Но когда он видит, что я смотрю в ответ, он снова смотрит в стену, потирая ладонью лицо и глубоко вдыхая. – Что бы я ни делал, я боюсь, что это будет выглядеть как командование тобой, или использование моего положения над тобой, или что-то в этом роде. И я знаю, что ты на самом деле чувствуешь ко мне сейчас. В этой форме. Тебе это не нравится, и мне тоже. Так почему же два человека должны пытаться существовать вместе в таких обстоятельствах? Это токсично и болезненно.

Он вытирает глаза, его плечи вздымаются и опускаются. В конце концов, он смотрит на меня, хмурясь.

– Ты слушаешь?

– Слушаю. Что-нибудь еще?

Он наклоняет голову.

– Разве этого недостаточно?

Я подвигаюсь на кровати и хлопаю по матрасу ладонью.

– Пожалуйста, присядь. – Сначала он не двигается с места. Однако через мгновение делает шаг к кровати.

Если бы Джэ сказал мне все это до того, как я почувствовал его физическую ауру, я бы ему поверил. С момента моего приезда он был напряжен, насторожен и чувствовал себя неуютно. Вкупе с этим заявлением я мог бы сдаться, решив, что это то, чего он действительно хочет.

Но теперь я узнал истинную внутреннюю суть его существа, его душу и то, чего он искренне желает. Осознает он это или нет, я не знаю. Но сейчас он лжет. И мне, и себе. Он хочет этого так же сильно, как и я.

Когда он садиться рядом со мной на кровать, я смотрю на него.

– Все, что ты сказал, обоснованно. Но не все из этого было правдой.

– Что было неправдой? – Спрашивает он, глядя в окно на серое, пасмурное небо.

– Во-первых, что я сказал тебе «отвалить».

– Ты сказал.

– Нет. Я сказал, что мне нужно пространство. Если уж на то пошло, мне нужно было отвалить на минутку. Я никогда не хотел, чтобы ты уезжал из Японии. Ты мог бы остаться в моем доме и работать столько, сколько захочешь. Мне просто… мне нужно было время, чтобы все обдумать и приспособиться, и мне нужно было уладить всю эту хрень с Реном. Я был бы совершенно не против, если бы ты остался со мной…

– Конечно. Да. Я должен был просто перебороть себя. Ходить и притворяться, будто я не люблю… будто мне все равно. – Он делает еще один глубокий вдох и запускает руки в волосы.

Я ухмыляюсь.

– Как будто ты не любишь меня, Джэ?

Он опускает руки и упирается ими в край кровати, сгорбившись. Его кожа краснеет, и он ничего не говорит – осторожничает. Я не могу сдержать улыбку и качаю головой. Неужели он даже не понимает, что такое его аура? Ее функции и то, что она говорит о его врожденных желаниях и потребностях? Нино был прав. Он не умеет быть вампиром. Вообще.

Это делает его еще привлекательнее, на самом деле.

– Во-вторых, – продолжаю я, поскольку он явно закончил говорить, – ты сказал, что ты мне не нравишься таким. Это неправда. Неважно, кто ты. Эта внешняя оболочка не имеет значения. Я люблю тебя, Джэ Дэвис, и все прекрасное, неосязаемое и чудесное, что существует вместе, чтобы создать сущность того, кто ты есть.

Его кожа все еще розовая и в пятнах, но его хватка ослабевает. Он смотрит в окно, его лицо освещено серым заревом неба.

– Почему? – Спрашивает он после долгого молчания. – Что изменилось за последние пять месяцев?

– Я. – Я улыбаюсь, глядя на его профиль. – Цитирую кого-то, кого я глубоко уважаю: «Я смотрю на тебя без всего моего нелепого личного прошлого, которое мне мешает». Это ничего?

Джэ проводит ладонью по лицу. Слабая попытка скрыть улыбку.

– Ты не можешь использовать мою собственную фразу на мне.

– Почему не могу? Она произвела на меня впечатление, когда ты ее сказал. Это дало мне понять, что ты осознаешь себя и работаешь над тем, чтобы измениться. Теперь и я тоже.

Наступает момент паузы, когда солнечный свет пробивается сквозь облака. Я вижу ярко-желтый луч, словно прожектор, но только лишь мгновение. Джэ садится прямо, складывая руки на коленях. Его голос тихий:

– Я больше не знаю, кто… или что я такое. И я не знаю, как управлять этим телом.

Я качаю головой.

– Это нормально…

– Правда? – Наконец он смотрит на меня, его блестящие, недоумевающие глаза огорчены. – Что, если то, чего ты боишься, правда? Что, если я такой же, как Рен и все другие чистокровные, которых ты ненавидишь, и это только вопрос времени? Или со мной произойдет что-то еще, кроме того, что мои глаза меняют цвет, или из меня вырывается эта безумная голубая сфера? Я не знаю, Джун!

– Я знаю. Я чувствую тебя, и ты такой же, солнышко. Ты просто… мешаешь себе? – Я рискую, потому что очень хочу прикоснуться к нему. То, как он пахнет, и притяжение его природы все еще здесь, скрытое, но манящее. Опьяняющее меня. Я знаю, что сейчас не до поцелуя, но если бы я только мог…

Как только мои пальцы касаются его пальцев на кровати, он убирает руку. Я хмурюсь.

– Джэ…

– Не трогай меня! Ты просто заведешь меня, и я снова стану синим огненным шаром. Господи Иисусе, как унизительно. Потребовалась целая вечность, чтобы успокоиться. Мне нужно поговорить с Харукой, как только мы доберемся до Милана. Должен быть способ остановить это.