Нежность и ненависть

– В чем дело? – Он отводит взгляд и снова смотрит на меня. Его рука все еще дрожит, когда он протягивает ее, обхватывает одно из моих запястий и мягко тянет меня на кровать.

Соображая, я забираюсь на нее. Он медленно притягивает меня. Пока я ложусь на бок, он обхватывает меня руками за талию, притягивая к себе, обнимая меня, прижимается ко мне своим телом так, что его лицо оказывается на уровне моих ключиц и чуть ниже моего подбородка. Я чувствую его дыхание, когда он крепко держит меня, поэтому я перемещаюсь и обнимаю его голову. Мой подбородок упирается в макушку его мягкой темной головы.

Он ничего не говорит, но через минуту дрожь стихает. Его дыхание медленное и глубокое, его руки крепко обнимают меня, тело, прижатое к моему, теплое и длинное. Он совершенно неподвижен. Вскоре я чувствую, что тоже засыпаю.

Это даже лучше, чем тяжелое одеяло. Это зимний сон на высшем уровне.

Мои пальцы прижимаются и трутся о что-то твердое и упругое. Там шелковистые волоски. Я улыбаюсь, потому что это приятно, и я помню ощущение этой текстуры. Когда вспоминаю, почему мне это нравится и почему это заставляет меня улыбаться, я широко открываю глаза.

Утро. Я полулежу на Джуне, прижавшись к нему животом. Он на спине. Я слегка приподнимаюсь. Его пальцы в моих волосах, поглаживают кожу головы, когда я в панике смотрю на него сверху вниз. Я еще больше обеспокоен, когда понимаю, что он голый. Чудесно, прекрасно, но полотенце пропало – распуталось каким-то образом ночью.

– Черт. Извини, Джун.

Он не спит и лениво наблюдает за мной с нежной улыбкой на его прекрасных губах.

– Доброе утро, солнышко.

Я провожу ладонью по лицу. Боже, он великолепен.

– Доброе.

– За что ты извиняешься?

Я снова опускаю взгляд на его обнаженное тело. Черт. Прекрати.

– Я не должен быть здесь… но, ты в порядке? Кошка заставила меня сюда прийти, чтобы проверить, как ты. Я буквально то, что кошка на хвосте принесла.

Джун смеется, и беспокойство в моей груди немного ослабевает. Я продолжаю тереть его упругий живот пальцами, он, похоже, не возражает, а я скучал по этому. Очень сильно.

– Я почти уверен, что моя мать что-то сделала с этой кошкой, – говорит он. – Она любила науку и обладала пытливым умом.

Я хмурюсь.

– Кошка или твоя мама?

– Моя мать… очевидно.

– Точно. Почему, как думаешь?

– Лулу была кошкой моей мамы. Она была жива и совершенно здорова в течение… Похоже, в этом году ей будет восемьдесят три года?

– Да ты прикалываешься надо мной.

Джуничи пожимает плечами.

– Неа. Я думаю, что мама ввела ей собственную кровь, но я никогда не узнаю наверняка. Я говорю это только потому, что иногда она странным образом напоминает мне мою мать.

– Боже… – я качаю головой. «Кошка-вампир». Отчасти я удивлен, отчасти встревожен, а отчасти задаюсь вопросом, нужно ли мне проявлять к Лулу больше уважения в будущем.

– Не технически. Она не кусается и не кормится – по крайней мере, я никогда не видел, чтобы она это делала.

– Возможно, ее нужно пробудить, – шепчу я, слегка испугавшись. – Как меня…

Джуничи смеется, когда притягивает меня к своему рту. Нелепое напряжение второсортного фильма ужасов, которое я испытываю, исчезает. Обычно я сразу же приоткрываю губы, но сейчас я этого не делаю, потому что не уверен, как далеко он хочет зайти. Вскоре он убеждает меня их разомкнуть, что я и делаю. Чувствуя тепло и влажность его рта, его язык божественен. Я скучал по нему. Весь последний месяц он игриво целовал и щипал меня. Невинно.

Это сводит меня с ума. Я чувствую себя голодным медведем, а он все ласкает и дразнит меня, но мне хочется повернуться и проглотить его целиком. Возможно, я сначала потрахаюсь с ним.

Как только поцелуй становится приятнее, а моя кожа – горячей, он прерывает его, глядя на меня мягкими черными глазами. Я готовлюсь к худшему, когда он шепчет:

– Можно я тебя возьму?

Я почти говорю: «А что, если мы соединимся?»

Но я не дурак, поэтому вместо этого отвечаю:

– Да.

Он приподнимает голову, чтобы снова поцеловать меня. На этот раз я вкладываю в поцелуй всего себя, выдыхая в него и бесстыдно пробуя на вкус. Заново знакомясь с текстурой его языка и ритмом его рта, когда он двигается. Пока мы целуемся, я одной рукой сбрасываю с плеч свой халат. Джун чувствует, что я хочу раздеться, и помогает, освобождая меня от ткани.

Когда халат снят, он переворачивает меня на спину и садится. Я цепляю большими пальцами штаны, чтобы спустить их. Он снова помогает мне, хватая их в бедрах и подтягивая к ступням. Два других раза, когда мы занимались любовью, Джун был таким медленным во всех своих движениях, будто у нас был целый день… даже вечность.

Сейчас между нами бешеная энергия, как будто мы оба отчаянно нуждаемся в этом. Я полностью раздет, когда он снова поднимается к моему лицу. Он тянет руку вниз, между нами, чтобы поровнять свой член с моим, прежде чем опустить бедра. Все, что ниже и вокруг моего пупка, полыхает огнем – изумительным жаром, который заставляет меня стонать и корчиться. Он наклоняется, снова прижимаясь губами к моим. Его движения голодные, но они замедляются до нашего обычного темпа.