Нежность по принуждению

Охранник благоговейно открывает дверь, и Руслан вталкивает меня туда, впрочем, продолжая крепко держать за предплечье. От внезапности и нелогичности происходящего я начинаю теряться в пространстве, и мне кажется, что его горячие пальцы управляли мною вот так всегда.

В большом кресле развалился толстопузый дядька с большой лысиной и противными толстыми губами, в уголках которых застряли засохшие комочки слюны. Смотрит на нас, продолжая лузгать фисташки.

— Что стряслось? — спрашивает пузан, глядя исключительно на моего хмурого конвоира, который продолжает прижимать меня к себе.

— Руслан Максимович говорит, что девчонка пыталась своровать его часы, — отвечает за него охранник, скользнув по мне сальным взглядом.

— Что, прям часы? Не портмоне, и не борсетку? — мерзкие губы, похожие на жирные вареники, расплываются в противной ухмылочке.

— Прямо с руки сняла, — уточняет Руслан и, с силой нажав мне на плечо, заставляет сесть на стул.

Скорчиваюсь на сиденье и судорожно вцепляюсь в свою сумочку, словно из нее можно вытащить спасение.

— Интересно девки пляшут, — хмыкает он и кивком головы отдает охраннику приказ: — Можешь идти. Мы тут без тебя ментов дождемся.

Руслан устраивается в кожаном кресле, чуть поодаль, и достает из кармана серебристый портсигар. Выуживает сигарету и закуривает, закинув ногу на ногу.

Мне так неуютно под взглядом неприятного типа, который здесь, похоже, за главного, что я стараюсь не выпускать Руслана из поля зрения. Да, у меня от него мурашки по телу, но что-то подсказывает, что, если этот гад ко мне полезет, Руслан не позволит ему меня обидеть.

— Документики у вас, девушка, при себе?

— Ага, — блею я, судорожно прижимая к себе сумку.

— Давайте сюда, — отправляет в рот очередную фисташку и тянет ко мне заскорузлые от соли пальцы. — А то, может, вы еще и алкоголь по поддельной ксиве покупаете. За вами, малолетками, глаз да глаз.

— Мне девятнадцать, — уточняю я и дрожащими руками вытаскиваю из перекинутой через плечо сумочки паспорт.

Совсем не думая, отдаю ему красную книжечку. Любитель фисташек слюнявит пальцы, открывает документ на первой странице. Смотрит на меня внимательно, очевидно, сверяя с не самой удачной фотографией.

— Так, Арина Александровна Лисовская. Ну что ж вы так, стащили часы у уважаемого человека, когда тот отдыхал и не ждал такого вероломства, — его рыбьи глаза вцепились в меня, и их безучастный взгляд дает понять, что жалеть меня и прощать никто не собирается.

— Я случайно, — бормочу я, сквозь слезы, которые уже во всю льются по щекам. — Я больше так не буду.

— Поздно! Время игр в куклы прошло, — орет он, впечатывая кулак в столешницу. — Я пойду встречу наряд, а вы готовьтесь тут, Арина, объяснять им, по какой такой случайности у вас в руках оказались чужие часы. Очень дорогие часы, кстати, из каратного золота.

Черт. Надя была права. Жесть какая. Я прямо у него на глазах пыталась утащить двести грамм золота. Вот же влипла.

Смотрю ничего не видящими от слез глазами и ничего не могу сказать в свою защиту. А что тут скажешь? Когда тебя поймали за руку. Буквально.

Управляющий встает, подходит к Руслану, что-то говорит ему так тихо, что невозможно расслышать, и отдает постороннему человеку мой паспорт.

— Постерегите немного воровку, Руслан Максимович, а я вернусь уже с нарядом.

Руслан молча кивает, и я наблюдаю, как мой паспорт исчезает во внутреннем кармане темно-синего пиджака. Хотя, зачем он мне, когда моя жизнь кончена. После колонии и с судимостью ничего хорошего меня точно не ждет.

Он уходит, но легче мне не становится. Потому что Руслан пялится на меня, пытая взглядом, от которого не спрятаться никуда. Он везде. Он залезает под кожу, остается с тобой и порабощает. Неужели этот лощеный господин так взбесился из-за часов? Да, он чуть не лишился дорогой цацки, но зачем сидит тут со мной и сторожит. Словно душу достает этим изучающим взглядом.

Резко подается вперед, хватает стул под сиденьем и разворачивает его таким образом, что мы оказываемся лицом к лицу.

Я одета, но чувствую себя полностью голой, так еще и прикованной к позорному столбу.

— Тебе не стоило воровать у меня, девочка, — проговаривает ледяным тоном и выпускает дым прямо мне в лицо.

Вот и все. Конец. Он уж точно позаботится, чтобы меня отправили в колонию похуже и подальше. Я не узнаю, каково это быть модным дизайнером. Больше не увижу маму. Ничего больше не будет хорошего в моей жизни. Ничего.

Реву, громко всхлипывая. Растираю по лицу жгучие слезы, смешанные с косметикой. Шмыгаю носом, который распух и почти совсем не дышит.

— Ну не надо так горько плакать, — протягивает мне упаковку салфеток, взятую со стола. — Мы можем решить все по-другому. Между собой. Без полиции.

Выдергиваю пару салфеток, шумно высмаркиваюсь и наскоро подтираю под глазами. Он, что пошутил сейчас? Или мне померещилось?

Поднимаю глаза и сталкиваюсь со снисходительной улыбкой, а в его глазах опять загораются серебристые лучики.

— Правда? — спрашиваю я, чувствуя, как щеки стянуло подсохшими слезами.