Раз или два Сетон порывался вернуться в Берк-Фолс и постараться склонить Еву к отъезду, но как-то вяло. Стеррок подозревал, что он и не собирался. Не ставя в известность Сетона, через неделю Стеррок вернулся, чтобы поговорить с ней, но никого там не нашел. Впрочем, он сомневался, что ему удалось бы чего-нибудь добиться.
~~~
Дорога на север вдоль реки тянет всех, как магнитом. Судя по слухам, все больше людей готовы отправиться в путь. Искатели вслед за другими искателями. Конечно, ее это не касается. Но и ее тянет — вот почему она здесь. На тропе у реки резкий ветер бьет Марии в лицо. Деревья теперь голые, под копытами лошади чавкает гнилая листва и снежная каша. Мария видит скользкую глыбу утеса Конская Голова, под которым вода, закручиваясь, образует омут. Летом они с Сюзанной ходили сюда купаться, но несколько лет назад перестали. Мария больше никогда не плавала после того, как увидела это в воде.
Вообще-то она не была с теми, кто все обнаружил, — стайкой мальчишек, пришедших порыбачить, но их крики привлекли внимание Марии и ее лучшего в то время друга, Дэвида Белла. Дэвид оказался единственным в школе, кто искал ее расположения; они были не возлюбленными, но изгоями, объединившимися в сопротивлении всему остальному миру. Они бродили по лесу, курили и обсуждали политику, книги и недостатки своих сверстников. Марии не слишком нравилось курить, зато нравилось заниматься чем-то запретным, так что она себя заставляла.
Услышав истошный крик, они побежали по берегу и увидели мальчишек, глядящих в воду. Те смеялись, что совсем не вязалось с недавними тревожными воплями. Один из мальчишек обернулся к Дэвиду:
— Гляди! Ты такого не видел!
Они подошли к самому берегу, уже улыбаясь в предвкушении, а затем увидели то, что было в воде.
Мария в ужасе закрыла лицо руками. Река сыграла с ними шутку. Из бурой глуби, медленно вращаясь, тянулись руки, словно отбеленные и слегка раздутые. Затем показалась голова, поворачивающаяся к ним то лицом, то затылком. Лицо и сейчас стоит у нее перед глазами, и все же она не смогла бы его описать — открыты или закрыты были глаза, как выглядел рот. Был некий особый ужас в ленивом движении трупа, попавшего в водоворот; по какой-то причудливой случайности он вертикально крутился на одном месте с руками, вскинутыми над головой, словно танцевал джигу, и она не могла оторвать от него взгляд. Она понимала, что он мертв, но не узнавала его. Даже потом, когда ей сказали, что это доктор Уэйд, она не могла сопоставить лицо в воде с тем, какое помнила у пожилого шотландца.
И сейчас, все эти годы спустя, ей приходится заставить себя заглянуть в темный омут. Просто чтобы убедиться: там никого нет.
Всю дорогу домой Дэвид держал ее за руку. Он был необычно для него молчалив и, прежде чем они вышли из леса, потянул ее за дерево и поцеловал. Марию напугало отчаяние в его глазах; она не понимала его причину. Вся оцепеневшая, она не могла ни ответить ему, ни как-то воспротивиться, так что просто вырвалась и поспешила домой, а он зашагал следом. Их дружбе так и не вернулась былая непринужденность, а на следующее лето его семья переехала на восток. До Роберта Фишера он оставался единственным парнем, пожелавшим ее поцеловать.
Примерно через час Мария подъезжает к хижине Жаме и спешивается. По неплотной корке снега она, обходя сугробы, направляется к двери. На холодной крыше тоже лежит снег, вся хижина кажется маленькой и подавленной. Возможно, убийства будет достаточно, чтобы отпугнуть возможных покупателей там, где мало оказалось утопленника.
Вокруг хижины масса следов, в основном детей, бравших друг друга на слабо. Но перед дверью земля ровная — последнее время сюда никто не заходил. Мария твердо ступает на нее. Дверь замотана проволокой. Разодрав кожу на большом пальце, она разматывает ее. Внутри она никогда не была: Жаме вовсе не считался подходящим знакомством для девушки из приличной семьи. Она невольно бормочет извинения его духу или чему-то в этом роде за непрошеное вторжение. Она всего лишь хочет убедиться, что костяная табличка не осталась незамеченной где-нибудь в углу, повторяет себе Мария. Такая мелочь, как костяная табличка, запросто может заваляться. А еще Мария заставляет себя сделать то, чего боится, хотя и не может точно определить причину своего страха.
Сквозь затянутые промасленной бумагой окна еле пробивается свет, и возникает странное чувство, будто вся хижина покрыта саваном. Здесь очень тихо. Внутри нет ничего, кроме пары ящиков из-под чая и печки, ожидающей новых рук, способных вернуть ее к жизни. И пыль, словно снегом припорошившая пол. За Марией остается цепочка следов.
Даже в пустом доме обнаруживается куча вещей, когда начинаешь искать: старая кухонная утварь, обрывки газет, пригоршня гвоздей, клок волосяной набивки (она вздрагивает), шнурок от башмака… Все то, что люди не потрудились унести как ничего не стоящее; ведь такие вещи не нужны никому, даже человеку, который здесь жил.
Мы так мало после себя оставляем.