Нежность волков

Как и следовало ожидать, Нокс категорически возражает, узнав о моем желании поговорить с арестантом. Мол, я ничего не добьюсь от метиса, они уже допросили его, моя с ним беседа может повредить делу, и, наконец, это опасно. Я продолжаю настаивать. Я знаю, что, если простою здесь достаточно долго и откажусь уходить, он в конце концов согласится, и после долгих покачиваний головой и мрачных воздыханий он соглашается. Я уверяю его, что меня не пугает этот человек, как бы ужасно он ни выглядел, — ему есть что терять, если будет вести себя неподобающим образом (пока он не осужден, и тогда уже неважно, за сколько убийств его повесят, но этого я не говорю). Как бы там ни было, Нокс настаивает на том, чтобы меня сопровождал слуга, которому велено сидеть рядом со складом и быть начеку.

Адам отпирает дверь склада, из которого вытащили достаточно товара, чтобы узник затерялся в обширных просторах. Два окна под самой крышей едва ли приспособлены для побега, но в любом случае он тут: съежился на тюфяке и на наше появление не обращает никакого внимания. Возможно, он спал, потому что зашевелился, только когда Адам окликнул его, после чего он медленно садится, завернувшись в тонкое одеяло. Огня здесь нет, и холод кажется еще боле суровым и коварным, чем снаружи.

Я обращаюсь к Адаму:

— Вы хотите человека до смерти заморозить?

Адам бормочет что-то насчет пожара, который спалит нас всех дотла, — и я решительно велю принести горячих камней, чтобы согреть ноги, и кофе. Адам смотрит на меня с изумлением.

— Я вас не оставлю.

— Одна нога здесь — другая там. Что за глупости, мы не можем сидеть в таком холоде. Уверена, ничего не случится.

Я пронизываю его самым властным взглядом, на который способна, и он уходит, в замешательстве заперев за собой дверь.

Застывший как изваяние узник на меня не смотрит. Я ставлю стул футах в пяти от тюфяка и сажусь. Я нервничаю, но стараюсь этого не показывать. Раз я нуждаюсь в его помощи, то выглядеть должна так, будто доверяю ему.

— Мистер Паркер. — Я все детально обдумала. — Меня зовут миссис Росс. Я пришла просить вас о помощи. Прошу прощения за то, что использую в своих интересах… ваше задержание.

Он не смотрит на меня и никак не показывает, что сознает мое присутствие. Может, он слегка глуховат?

— Мистер Паркер, — продолжаю я громче, — мне кажется, вы пришли с севера, от Ласточкина озера?

После долгой паузы он тихо произносит:

— Вам-то что до этого?

— А вот что: у меня есть сын, Фрэнсис. Семь дней назад он сбежал. Я думаю, он пошел на север. Он там никого не знает. Я беспокоюсь. Может быть, вы видели какие-то следы?.. Ему всего семнадцать. У него… темные волосы. Хрупкое телосложение.

Ну вот и все. По-другому этого не скажешь, да и в груди у меня все сжалось, так что вряд ли удастся выдавить еще хоть слово.

Кажется, Паркер задумался; отсутствующего выражения на лице как не бывало, черные глаза смотрят прямо на меня.

— Семь дней назад?

Я готова локти себе кусать. Надо было сказать — восемь. Или девять. Я киваю.

— А шесть дней назад нашли Жаме.

— Мой сын не убивал его, мистер Паркер.

— Откуда вы знаете?

Меня захлестывает гнев. Конечно, я знаю. Я его мать.

— Он был его другом.

Паркер делает нечто совершенно неожиданное: он смеется. Смех у него, как и голос, низкий и грубый, но не противный.

— Я тоже был его другом. И все же мистер Нокс и мистер Маккинли, похоже, считают, что я убил его.

— Ну… — Такой поворот событий застает меня врасплох. — Полагаю, они вас просто не знают. Но я уверена, человек невиновный приложит все усилия, чтобы помочь женщине в моем положении. Это упрочило бы его хорошую репутацию.

Мне кажется или он действительно улыбается? Опущенные уголки его рта будто бы шевельнулись.

— Так вы думаете, мистер Маккинли меня освободит, если я помогу вам?

Сарказм?

— Все будет зависеть от обстоятельств, которые мне неизвестны, мистер Паркер, например от того, виновны вы или нет.

— Я невиновен. А вы?

— Я… — Что тут сказать? — Я его обнаружила. Я видела, что с ним сотворили!

Кажется, он неподдельно удивлен. И я убеждена, он хочет знать, что я видела. Мне вдруг приходит в голову, что если он хочет это знать, то, разумеется, сам этого сделать не мог.

— Вы его видели? Они не сказали мне, как это случилось.

Если он лжет, то очень убедительно. Он подается вперед. Я стараюсь не отпрянуть, но лицо его просто ужасно. Его ярость словно опаляет меня.

— Расскажите, что вы видели. И я, возможно, смогу помочь.

— Я не могу это сделать. Я не могу заключать с вами сделку.

— Так зачем мне вам помогать?

— А почему бы и нет?

Вдруг он вскакивает и направляется к стене склада — всего несколько шагов, но я невольно вздрагиваю. Он вздыхает. Наверное, он привык, что люди боятся его. Интересно, куда подевался Адам с кофе — такое ощущение, что его нет не менее часа.

— Меня, метиса, обвиняют в убийстве белого человека. Думаете, их заботит, был ли он моим другом? Думаете, они поверят хоть одному моему слову?

Паркер стоит в самом темном месте, так что я не вижу его лица. Затем он возвращается к своему тюфяку.