Нежные объятия оборотня

Я оглянулась — только сейчас на это нашлось время. Оборотницы были взволнованы донельзя — их выдавал желтый свет из глаз, они прижимали к груди головки малышей, покачивали младенцев, держали за руки подростков, будто боясь, что их кто-то украдет, а те только вздыхали в ответ.

— Все наладится, — устало и тихо сказала мне знахарка, привалившись к стене рядом со мной, и с облегчением вытянула ноги. — Джайден сейчас сам найдет выход из темного леса, я для него включила свет.

Несмотря на то, что ведьма говорила витиевато, я ее поняла — уже сейчас было видно, что Джай точно пойдет на поправку. Он иногда мелко дрожал под теплым одеялом, которой притащил Джордан из дома, поскуливал маленьким ребенком, пугал огромным количеством бинтов на теле, но я знала, что все самое страшное позади.

Ведьма хорошо выполнила свою работу: выложилась на все те годы, что вложили в нее члены стаи. Может быть, решение пожертвовать годом жизни далось не каждому просто, но волки сделали это.

Снаружи полыхали огни костров, были слышны выстрелы и далекие взрывы, короткие реплики мужчин. Они готовились защищать деревню, свою стаю, и здесь, в полутьме, среди всхлипов малышни и шепотка волчиц, я чувствовала каждой клеточкой тела насколько люблю жизнь, ощущала ее ценность, неповторимость. Я проживаю ее всего лишь раз, и благодаря случаю, когда упала под колеса машины Лиаму, случайно сделала ее богаче, интенсивнее, шире.

— Аурелия, — перед нами встала мать близнецов. Она покаянно склонила голову, прижала руки к груди. — Прости за мои слова. Я не желаю тебе и твоему ребенку зла. Пусть он будет счастлив.

— Я… понимаю, — тихо пробормотала, понимая, как нелегко было подойти жесткой волчице со словами извинения за слова, сказанные в порыве горя. — Не держу зла.

Она кивнула и села рядом с Джайденом, положила его голову себе на колени, начала поглаживать его, и взгляд ее провалился внутрь, словно изнутри выключили свет.

— Простите, — повернулась я к ведьме.

Один вопрос так и не давал мне покоя. Знахарка недовольно повернула голову ко мне, она явно очень устала после того, как занималась волчонком, и сейчас, похоже, мечтала только об одном — чтобы ее оставили в покое, но волки снаружи запретили ей выходить из большого дома, чтобы не стать добычей летучих мышей.

— Ну?

Я понизила голос до шепота, чтобы никто не услышал:

— Я…хочу спросить кое-что…

— Ну, — она откинула голову назад, уперлась о стену, закрыла глаза. Только едва подрагивающие пальцы на коленях, с черными ногтями, выдавали то, что старуха бодрствует.

— Расскажите мне о Марии.

Она в ответ только фыркнула:

— Не доверяешь?

Я смутилась. Нет, не недоверию. Я знала, что Лиам не обманывает меня — так искренно целовал меня при встрече, так самозабвенно защищал, и дело совсем не в том, что я ношу под сердцем его малыша. Он видел МЕНЯ, и думал обо МНЕ. Но все было крайне запутанно. Слова Марка и Лиама были похожи и в то же время сильно разнились, и чтобы не думать о летевшей в нашу сторону опасности, сметающей и сжирающей все на своем пути, я хотела занять свой мозг чем-то другим, нежели мыслями о вампирах.

— Мария сама заплатила за то, чтобы забеременеть. Я предупреждала — умрешь до того, как оформится плод, сил не хватит выносить ребенка, это под силу только истинным парам, и то только если их связывает настоящая любовь, требующая тонкой настройки, — при этих словах я поежилась, погладила свой животик, где спал маленький ген Лиама. — но она приняла решение, а кто я такая, чтобы спорить? Она этого хотела. Лиам думал, что спасет ее, если лишит ребенка жизни, но ничего не вышло, она не позволила ему этого сделать. Умерла, когда малышу в утробе не было еще и месяца…

— Боже…

— Большое горе, и мы уже думали, что он никогда не оправится от него, но ты… — она больно ткнула меня в бок своим крючковатым пальцем, — ты излечила его. Глаза горят. Жизнь бьет ключом. Он знает, чего хочет, знает, куда идет. Каждому волку нужна семья, а альфе — особенно. Когда волк видит, за что ему нужно сражаться, его жизнь приобретает совсем другой, более глубокий смысл…

Прошлое Лиама навсегда останется с ним. Как и мое. У него были свои тайны, свои секреты в шкатулках памяти, у меня — свои. Сердце обливалось кровью, но слушала знахарку.

— Я думала, — сглотнула, боясь признаться самой себе в том, почему поверила Марку. — Я думала, что первый его шрам на запястье — это просьба о том, чтобы Мария забеременела,— О нет, — она отмахнулась от моих слов, как от мухи. — После того как Мария умерла, он пришел ко мне в хижину и попросил у судьбы истинную пару. Его не было в деревне много лет, и когда вы вдвоем появились на моем пороге, я все поняла.

— А второй надрез? — я помнила, как он протянул руку ведьме, чтобы она отведала его крови. — Что он попросил?

Ведьма сверкнула желтым глазом, который только загорелся на секунду, а после сразу потух.

— Он просил, чтобы ты получила то, что страстно желаешь.