Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

– Мне надо изучить вопрос, – заключил редактор. – Выглядит странно. Джей Ар. Без точек. Я с тобой свяжусь.

Тем же вечером в «Публиканах» я рассказал о встрече с редактором дяде Чарли.

– Почему ты просто не назвал ему свое имя? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы люди знали, что меня назвали в честь отца.

– Кого назвали в честь отца? – встрял Кольт.

Я бросил на дядю Чарли умоляющий взгляд. Он оттопырил губы. Кольт посмотрел на дядю Чарли. Потом на меня. Дядя Чарли пожал плечами. Я пожал плечами. Кольт потерял к нам интерес.

Это было самое прекрасное в Кольте.

Редактор набросился на меня так, будто я принес ему сэндвич с говядиной вместо салата из тунца. Ему пришлось потратить десять минут на разбирательство с моим именем – вдвое больше, чем он когда-либо тратил на копировщика.

– Я поинтересовался, – заявил он, – и выяснил, что прецеденты действительно есть. Ты знал, что Гарри С. Трумэн не ставил точку после инициала в середине?

– Нет, сэр, не знал.

– Это «С» ничего не означает. А Э. Э. Каммингс? Тоже без точек.

– Понятно.

– Но мы все равно ставим точки в их именах! Хоть президент, хоть поэт – будут с точками, нравится им это или нет. Почему? Потому что таков стиль «Таймс». Почему? Потому что иначе будет смотреться смешно. И мы не собираемся менять стиль «Таймс» ради копировщика, ясно? Поэтому будешь Джей точка Ар точка Мёрингер.

Редактор что-то черкнул в папке – видимо, моем личном деле. Потом поднял глаза, шокированный тем, что я до сих пор стою перед ним.

– Хорошего дня, – бросил он.

Я пошел выпить с еще парой копировщиков. Мы бродили по городу, хохоча, и издевались, придумывая, что можем сделать с сэндвичами, которые носим редакторам. Зашли в «Рози О’Грейди», ирландский паб, немного напомнивший мне «Публиканы», а потом в забегаловку напротив «Таймс», настоящую дыру с арахисовой скорлупой под ногами и пьяными, спящими прямо у стойки, словно малыши в детских стульчиках.

Когда мы переступили порог, по залу разнесся стон.

– Что случилось? – спросил я бармена.

– Леонард победил в четвертом раунде.

Он мотнул головой в сторону радиоприемника, стоявшего над кассой. Из-за стресса и переживаний, связанных с именем, я совершенно забыл про «Суперпоединок». Спешно распрощавшись со своими спутниками, я бросился на Пенн-Стейшн.

Я добрался до «Публиканов» ровно к тому моменту, как дядя Чарли вернулся из кинотеатра в Сиоссете, где они с Кольтом и Бобом-Копом вместе смотрели трансляцию боя.

– Кто победил? – спросил я.

Дядя Чарли, весь покрытый потом, покачал головой.

– Джей Ар, – сказал он, прикуривая сигарету, – то был поединок из поединков.

– Кто победил?

– Четыре миллиона зрителей по всему миру, – продолжал дядя Чарли. – Все знаменитости планеты вокруг ринга. Чеви Чейз. Бо Дерек. Билли Кристал. Та сучка из «Династии».

– Линда Эванс?

– Другая.

– Джоан Коллинз.

– Бывшая жена?

– Энтони Ньюли.

– Узнаю своего мальчика! Кстати, тебе будет интересно. Синатра тоже был.

– Нет!

– Поверь мне, Джей Ар, никто его даже не заметил. Такой захватывающий вышел бой. Битва века. Как в «Тихом человеке», последняя сцена.

Ничего себе, высокая оценка! Бой в конце «Тихого человека» в «Публиканах» считался лучшим в истории кинематографии, лучше «Рокки», «Бешеного быка», «Хладнокровного Люка» и «Отныне и во веки веков».

Дядя Чарли уселся на табурет и заказал водку с клюквенным соком, плюс капля самбуки.

– Кто победил? – спросил я.

– Хэглер в синих трусах, – сказал он. – Леонард в белых, с красными полосками и красными кисточками на кедах. Оба выглядят… потрясающе! Все в масле, 158 фунтов мышц, в идеальной форме. Римские гладиаторы. Первый раунд, Хэглер настигает Леонарда, но тот танцует мимо. Как Астер. Нет, черт побери, Астер – хромоногий по сравнению с Леонардом. Никогда не видел, чтобы кто-то так легко порхал на своих ногах. Хэглер хочет прикончить сукина сына. Но есть проблемка. Он не может его достать. Леонард скользит по рингу кругами, Хэглер преследует его, а когда Хэглер останавливается, Леонард замирает тоже и делает комбо – удар, удар, аперкот, удар, – и снова танцует мимо. Пока-пока. Я бы и хотел задержаться и поболтать – удар, удар, – но времени нет. Первый раунд мы с Бобом-Копом отдали Леонарду, хоть Кольт и был за Хэглера. Кольт. Чертов Кольт.

– Кто победил? – спросил я.

– Второй раунд, к Леонарду снова никаких вопросов. Настоящий гений, мастер. Артист. Удар – танец. К третьему раунду Хэглер уже вне себя. Настоящий сумасшедший.

Дядя Чарли соскользнул с табурета и встал в боксерскую стойку. Разговоры в баре затихли, все отставили напитки и обернулись поглядеть, что происходит.

– Леонард изматывает Хэглера, – продолжал дядя Чарли. – Удар – отскок, удар – отскок, правая рука, левый хук, потом отпрыгивает от него и осыпает проклятиями, не замолкая ни на минуту.

Дядя Чарли отпрыгивал, бил, дрался с тенью, не выпуская сигареты изо рта. Вокруг него начала собираться толпа, вставая полукругом.