Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

И рассказал пару потрясающих историй, одни из лучших, что я слыхал в «Публиканах». Боб-Коп любил истории и работал в подходящем месте, чтобы их собирать. Они проплывали мимо носа его катера каждый день, особенно весной, когда вода становилась теплее, и трупы всплывали на поверхность, словно пробки. Боб-Коп называл их «поплавки». В самом начале апреля, когда все думали только о возрождении и обновлении, Бобу-Копу приходилось крюком вылавливать покойников из мутной бухты. Жертвы мафии, самоубийцы, пропавшие без вести – моря и реки кишели трагедиями, и истории были способом Боба-Копа справляться со своей работой.

Рассказчиков в «Публиканах» собиралась тьма-тьмущая, но ни один из них не обладал способностью Боба-Копа удерживать внимание аудитории. Отчасти это объяснялось страхом. Вдруг, если мы перестанем слушать, он бросится на нас с кулаками? Однако в основном дело было в подаче в сочетании со сдержанным хемингуэевским стилем. Боб-Коп не тратил понапрасну ни времени, ни сил. Он описывал сцены и персонажей, используя минимум слов, жестов и выражений лица, потому что, как Хемингуэй, не любил украшательства. Уверенный в том, что его истории – интересные, Боб-Коп рассказывал их монотонно, придерживая главный козырь на самый конец, отчего нельзя было заранее понять, к какому они относятся жанру. Ты не знал, будет это комедия или трагедия, пока Боб-Коп не решал, что пора открыть карты. Вишенкой на торте являлся его резкий нью-йоркский акцент. Он идеально подходил для описаний подпольного мира, в котором Боб-Коп вращался, населенного проститутками и мошенниками, продажными политиками и наемными убийцами – адского комикса, в котором кто-то вечно совершает ошибку, стоящую другому жизни. Рассказывал ли он про падение самолета в Ист-Ривере из-за ошибки пилота или про детектива под прикрытием, который упустил подозреваемого, акцент Боба-Копа всегда соответствовал случаю.

Однако больше всего мне нравились истории про его детей. Как-то Боб-Коп рассказал мне, что взял пятилетнего сына с собой дежурить на полицейском катере. Предполагалось, что день будет спокойный, но в реку свалился вертолет, и Боб-Коп помчался к месту аварии, вытаскивать уцелевших из воды. Вечером, когда он укладывал сына спать, мальчик был расстроен.

– Я больше не поеду с тобой на работу, – сказал он.

– Как так? – удивился Боб-Коп.

– Потому что я не могу спасать людей.

Боб-Коп призадумался.

– Давай-ка мы заключим с тобой соглашение, – сказал он сыну. – Ты пойдешь со мной на работу, и если случится что-то плохое, то я буду спасать больших людей, а ты – маленьких.

Когда Боб-Коп закончил рассказывать и повернулся, чтобы послушать кого-то еще, я склонил голову дяде Чарли на грудь.

– Боб-Коп – хороший человек, – сказал я. – По-настоящему хороший.

– Не буду же я тебе врать! – ответил он.

– Так что у него за история?

Дядя Чарли приложил палец к губам.

Глава 32. Великолепный

До меня дошли слухи, что дядя Чарли задолжал огромную сумму, такую большую, что не может даже платить по ней проценты.

– Что за проценты? – спросил я Спортсмена.

Он сдернул с головы козырек и поскреб свои рыжие кудри.

– Такие же, как по карте «Виза». Только «Виза» не переломает тебе ноги, если пропустишь платеж.

Дядя Чарли и так уже ходил как фламинго, больной артритом. Я и представить не мог, как он будет передвигаться, если действительно повздорит со своими кредиторами. По словам Шерил, которая кое-кого поспрашивала в баре, дядя Чарли был должен мафии сто тысяч долларов. Джоуи Ди утверждал, что, скорее, половину этой суммы, и кредиторы – никакие не мафиози, просто местная банда. На мой взгляд, тут не было никакой разницы. Я даже подумал, не приложил ли к этому руку Песочный человек.

Долг дяди Чарли очень тревожил меня, а еще сильней – его нежелание волноваться по этому поводу. Он преспокойно ходил туда-сюда вдоль барной стойки, подпевая проигрывателю. Как-то вечером я наблюдал за тем, как он протанцевал из-за стойки в зал – фламинго, исполняющий танго, – и мне показалось, я его понял. Потеряв свои волосы, а потом Пат, дядя Чарли отказался от погони за счастьем – карьерой, семьей, детьми – и просто наслаждался краткими моментами радости. Любые тревоги, любые неприятные мысли, мешавшие ему, он игнорировал.

Эта стратегия – радоваться любой ценой – сама по себе опасная, делала его еще и беспечным. Двое копов под прикрытием неделю сидели в баре и смотрели, как дядя Чарли в открытую вел свой частный бизнес, словно продавец галантереи. Смешивая коктейли, он принимал ставки, заключал пари, передавал цифры по телефону. В выходные те же двое копов пожаловали в дедов дом, теперь уже в форме. Дядя Чарли валялся на двухсотлетнем диване. Он увидел, как они подходят к двери, и встретил их на пороге.

– Помнишь нас? – спросил один из них сквозь москитную сетку.

– Конечно, – кивнул дядя Чарли, спокойно прикуривая сигарету от своей «Зиппо».

– Скотч с содовой, «Сигрэмс» с «Севен-ап». Чем могу служить?