Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

В субботу утром мы с мамой вышли из своей квартиры в Грейт-Нек еще на рассвете. На мне был вельветовый пиджак и такие же брюки. Мы добрались до дедова дома, и мама с бабушкой принялись суетиться над моим галстуком – коричневым, шириной с дорожку для стола. Ни одна из них не умела завязывать виндзорский узел.

– Может, обойдешься без галстука? – спросила бабушка.

– Нет! – воскликнул я.

И вдруг на лестнице послышались шаги. Мы втроем обернулись и замерли, наблюдая, как дед спускается вниз. Его волосы были гладко зачесаны со лба, лицо выбрито до голубизны, а брови и волоски, торчащие из ноздрей, выщипаны и подстрижены. Он нарядился в жемчужно-серый костюм с черным галстуком и белоснежным платком из ирландского кружева. Дед выглядел даже роскошней, чем когда отправлялся на свои секретные воскресные рандеву.

– В чем, черт возьми, д-д-дело? – поинтересовался он.

– Ни в чем, – ответили мама с бабушкой хором.

– Мы не можем завязать мне галстук, – пожаловался я.

Дед сел на двухсотлетний диван и махнул мне рукой, веля подойти. Я подошел и встал у него между колен.

– Глупые женщины, – прошептал я.

Дед подмигнул. Потом взял в руки мой галстук.

– Что за дерьмо! – воскликнул он, поднялся наверх и выбрал галстук из своего гардероба, который обернул вокруг моей шеи и ловко, уверенно завязал. Пока дед производил манипуляции под моим адамовым яблоком, я вдыхал аромат фиалкового одеколона от его щек, и мне хотелось его обнять. Но мы уже спешили к дверям, и мама с бабушкой махали нам, словно мы отправляемся в долгое морское путешествие.

Пока мы катили на «Пинто» по Плэндом-роуд, я смотрел на деда. Он не произнес ни слова. Когда мы подъехали к Шелтер-Рок, дед по-прежнему молчал, и я начал сознавать, что совершил грандиозную ошибку. Либо деду неохота общаться с незнакомыми людьми, либо он зол, что пришлось посвятить мне эту субботу. В любом случае, он недоволен, а когда дед недоволен, то может выкинуть такое, что люди в Манхассете будут вспоминать еще лет пятьдесят. Мне захотелось выскочить из машины, сбежать и залечь под Шелтер-Рок.

Тем не менее, стоило нам подрулить к школе, как дед на глазах переменился. Нет, он не был в лучшем своем настроении – просто стал другим человеком. Из «Пинто» он вылез элегантно, словно из лимузина на вручении премии «Оскар», и прошел в школу походкой королевской особы. Я старался держаться поближе к нему, и как только на нас накатила первая волна учителей и других отцов, дед легонько положил руку мне на плечо и превратился в настоящего Кларка Гейбла[13]. Заикание исчезло, манеры стали мягче. Он был обаятелен, забавен, шутлив – полностью в здравом уме! Я познакомил его с миссис Уильямс, и буквально через пару минут она практически влюбилась в него.

– Мы ждем от Джей Ара блестящих результатов, – разливалась она.

– Да, способностями он весь в мать, – отвечал дед, стоя с прямой спиной и сцепив руки, словно ему собирались повесить на грудь медаль. – Но мне бы хотелось, чтобы он сосредоточился на бейсболе. Знаете, у этого парня не рука, а винтовка! Уверен, когда-нибудь он будет стоять на третьей базе у «Метс». Это была моя позиция. Горячий угол.

– Ему повезло, что у него такой дед!

Ученики подали отцам яичницу и апельсиновый сок, потом все расселись за длинными столами, составленными по центру класса. Дед держался безупречно. Не ронял крошки на рубашку, не позволил себе ни одного из неприличных звуков, означавших обычно, что он наелся и процесс переваривания запущен. Попивая кофе, он просвещал других отцов по разным вопросам – от истории США до этимологии и рынка ценных бумаг, – после чего последовал сенсационный рассказ о том, как он своими глазами наблюдал за Тай Коббом на знаменитом матче, когда тот выбил пять из пяти. Отцы сидели с широко распахнутыми глазами, словно мальчишки, которые за костром в палаточном лагере делятся историями про привидений, пока дед расписывал, как Кобб пролетел до второй базы, «крича как банши», и едва не пропорол голени противникам заостренными шипами на своем панцире.

Когда я принес деду шляпу и помог надеть пальто, все очень жалели, что мы уже уходим. В «Пинто» я откинулся на спинку сиденья и сказал:

– Дед, ты был восхитителен!

– Это свободная страна.

– Огромное тебе спасибо!

– Никому не говори – это у тебя внутри.

Дома дед сразу поднялся наверх, пока мама с бабушкой за обеденным столом устроили мне допрос с пристрастием. Они хотели знать все до мельчайших деталей, но мне не хотелось разрушать волшебство. Да и все равно они бы мне не поверили. Я сказал, что завтрак прошел нормально, и с этим поднялся из-за стола.