Нежный человек

Мать готовила обед, орал телевизор.

– Петя, ты?

– Я. Кто еще.

– Ну, что сказали?

– Да ничего, анкету написал, позвонят. Я завтра еще в одно место съезжу, ты мне дай на дорогу.

– Хорошо. Давление померяй…

Телевизор грохнул аплодисментами.

– А теперь мы узнаем, кого Киркоров выгнал из спальни!

Петр закрыл дверь в комнату. Единственная комната в квартире классически поделена шкафом пополам, у него поменьше жизненного пространства, но зато с окном. Еще есть маленькое бра над головой, тумбочка с телевизором и DVD, в тумбочке диски, очень много дисков, возле окна книжный шкафчик. Книги спят, склеены страницы, все перечитаны по нескольку раз. Начнется ядерная война, думал он, электричество, конечно же, кончится, телевизоры вымрут, будет, чем заняться.

Он пролистал газеты, которые раздавали у метро. Он не работал уже полгода, каждое утро говорил матери, что идет по объявлению. Сам гулял в торговом центре, катался в метро от кольца до кольца, иногда сидел в поликлинике на кожаном диване. Мать давала деньги на дорогу.

– Ну что сказали?

– Да ничего, анкету написал…

Они не бедствовали, пенсии матери хватало на двоих, но и это надоедает, да и холодно шлятся, хорошо еще зима такая плюс пять на улице, девятое января, снега нет.

Набрал номер какого-то завода в Парголово, было бы замечательно, подумал он, одна остановка на электричке, не надо никаких денег. Прокашлялся.

– Здравствуйте, по объявлению беспокоят.

– Сколько вам лет?

– Сорок четыре.

– Хорошо. Приезжайте завтра по этому адресу, все документы возьмите.

– Спасибо…

Так просто? Надо же…

Включил телевизор, повторяли новогодние шоу, Новый год они встречали вдвоем, мать купила ему бутылку водки, в одиннадцать вечера ушла спать. Он первый раз в жизни досмотрел "Иронию судьбы" до конца. Фильм неожиданно ему понравился – Новогодняя ночь черная, тихая, как обычная полночь, балет "Лебединое озеро" перед торжественным боем курантов, пробки на бутылках с вином из белой мутной пластмассы. Он помнит, алкаши поджигали спичками такие пробки, потом корявыми пальцами сдирали оплавленную пластмассу, булькал портвейн по стаканам…

Вытащил пачку дисков, нашел "Пьянь" с Мики Рурком в главной роли, вставил в пасть DVD-проигрывателю. Всю неделю, спасая себя от праздничных телепередач, он пересмотрел свою коллекцию. Америка восьмидесятых. Первые шаги по другой планете, скрип саксофона, дым из канализационных люков, рекламные вензеля из розового и голубого неона, все живут почему-то в отелях. "Трай стар пикчерз" представляет, "Каролко", "Тачстоун". Мужики в клетчатых пиджаках, некрасивые лица у киноактеров, в офисах огромные компьютеры, индастрилз. Еще жив Довлатов, еще лохматят небо башни близнецы.

– Жофрей! Ну чего? Да нихуя.

Засыпая, контуженый сытным обедом, он решил съездить вечером "в город", давно не был, а то потом работа и будет некогда…

Шесть вечера, мать тоже спала, он оделся, соскреб со стола двести рублей мелочью на завтра на дорогу, вышел из квартиры.

В метро взял с собой бутылку пива, занял место в углу вагона. На Удельной ввалилась толпа, обступили со всех сторон, сумки уперлись в его колени. Только бы не блядь старая, подумал он, глаза не закрываются, выспался. Вот дерьмо, узбечка повисла беременная, уступить – не уступить? И этот гражданин России, что у ней в животе прихлопнет тебя потом из снайперской винтовки году этак в две тысячи дцатом. Третья мировая неизбежна, хотя узбеки будут за нас, вон ходят расписные – "Россия", "Russia", "Зенит – чемпион" на спине, на лбу, на жопе. Ладно, пес с вами.

– Присаживайтесь, девушка.

– Пасибо.

Да все нормально.

Раньше это заведение называлось просто, без затей "Кофе – пирожки", Петр знал это место еще со времен "совдепии вонючей", так все называли Родину в девяностом году, все без исключения, уже было можно. Здесь тогда не было алкоголя, продавали сосиски в тесте и кофе с молоком в граненых стаканах. Пара "гусениц", стаканчик "кофа" и ты сыт несколько часов. В этой забегаловке во все времена было много студентов, рядом финэк и педагогический, сейчас здесь два зала, продают пиво и коктейли, телевизоры висят в углах.

Петр купил две кружки пива, подсел к двум мужчинам.

– Не занято?

Один шевельнулся – садись, второй дядя плакал, утирал усы и постоянно повторял:

– Это все "Фотострана" ебаная…

Друг успокаивал, совал ему закуски, кивал на телевизор.

– О, смотри дурак обама, и как его мамаша под негра легла, по пьяни, наверное.

– Это все "Фотострана" ебаная…

Петр огляделся, дрогнули руки, вот он, здесь. Недалеко, совсем рядом, еще два парня с ним и девочка, пьют "колу" из банок, смотрят новости по телевизору, девочка ест салатик, спортивные сумки на полу. Они всегда здесь в это время, он не опоздал, не промахнулся.

Петр разглядывал компанию, смешная мода какая-то нынче, вместо ботинок тряпочные утюжки на плоской резиновой подошве красные, зеленые и даже голубые, холодно же.

– Не вертись, сиди спокойно, – прошептал Петр в ладони, – я не хочу, что бы ты меня видел, я старый и некрасивый.