До восьми часов листала Мария учебник, останавливаясь на темах, которые, как ей думалось, могут предложить на экзамене. Без пятнадцати девять торопливо поднималась по лестнице института. У входа заметила Коровкина, очень удивилась этому и прошла мимо, слегка кивнув в ответ на его радостную улыбку. В коридоре приостановилась, почувствовав какое-то сладкое, приятное чувство оттого, что в большой массе незнакомых лиц, занятых исключительно своим делом, сосредоточенных на одном – экзамене, вдруг увидела знакомое лицо. Она постояла, соображая, зачем же пришел Коровкин, и от неожиданно мелькнувшей, словно лучик в темноте, приятной мысли, рассмеялась: «Господи, так из-за меня тут торчит и переживает, а я-то, дура, протопала мимо и только кивнула ему». Эта неожиданная встреча увела ее мысли в сторону от экзаменов. В аудитории, обдумывая тему, нет-нет и вспоминала о том, что мастер стоит и ждет, наверное, ее, и эта навязчивая мысль не давала полностью сосредоточиться на сочинении. И только под конец, переписав сочинение набело, Мария забыла о Коровкине, вышла во двор института, усталая, с чувством исполненного долга собиралась отдохнуть. Коровкин был во дворе, сидел на скамейке под липой и, закинув нога на ногу, вносил в записную книжку какие-то смешные мысли, пришедшие в голову только что. Мария остановилась и спросила:
– Сидим, мастер? А мы вот сочинение написали: «Идеал современного человека»…
Коровкин нимало не смутился, что его застали за таким прозаическим делом, засунул книжку в карман, улыбнулся, ласково посмотрел на нее и сказал:
– Послушай, что сказал Пушкин: «Мы близимся к началу своему». Как это понимать? Это ж такие слова, сразу не поймешь, а? Как это? «…К началу своему». То есть от начала к концу, а? Или от конца к началу?
– Не зна-аю, – отвечала Мария, чувствуя в себе после экзамена необычную легкость, словно груз сбросила.
– А я за тебя волновался.
– Ну-у? Сколько же от волнения вы записали глубоких мыслей?
– Мыслей много. Но ты такой молодец. В наш исторический век трудно поступить учиться, это я знаю по опыту. Серьезно, девочка, наука требует жертв и громадного напряжения сил. Я поступал четыре раза и четыре раза уходил по собственному желанию.
– А чего ж так?
– «За полное непосещение курса предложить увольнение по собственному желанию». С точки зрения всемирного строительства более правильной жизни – это основополагающая мысль. Хочешь, я тебе учебники по математике такие дам для экзаменов, сразу сдашь? Хочешь?
– Хочу. Но надо узнать, что же мне поставят по сочинению, – отвечала Мария. Ее не покидало хорошее настроение.
За учебниками пришлось ехать к нему домой, и, хотя она испытывала неловкость, все же согласилась. Нехорошо было отказываться, и к тому же любопытство брало верх: как же мастер Коровкин живет?
Квартира Коровкина находилась в центре, на улице Белинского – возле Центрального телеграфа. Комнату свою в большой коммунальной квартире он не променял бы на хоромы в кирпичных благоустроенных домах на окраине Москвы, где жило начальство его управления. Вход был со двора – каменного четырехугольника, наглухо замкнутого со всех сторон старыми домами; во дворе было одно живое существо – березка с обломанной верхушкой, по странной случайности выросшая в расщелине стены. Сначала Мария увидела огромную кухню с изумительной газовой плитой и с множеством индивидуальных кухонных столов. Комната Коровкина не отличалась обширностью, никто не рисковал сказать о ней: «Большая, как футбольное поле в бразильском городе», но и одиннадцать метров, если учесть трехметровые потолки, вполне устраивали мастера, благоденствующего в самом центре столицы, где на каждом углу висит объявление: «Сниму квартиру или комнату в центре и с телефоном». Обратите внимание – в центре! Всем хочется непременно в центре. Но не все имеют квартиру в центре, а вот мастер – да.