Нежный человек

Мужчина смотрел на Марию и ничего не понимал. Мысля его витали в более высоких сферах, чем можно было предполагать: он заканчивал в этом году Институт народного хозяйства имени Плеханова, и все на свете, кроме дипломного проекта, казалось ему настолько не стоящим малейшего внимания, что он в свою очередь поражался, как могли люди с такими мелочными делишками заявляться к нему в столь ответственный момент. Он слыл хорошим человеком, имея одну замечательную особенность: ругал людей, возмущался, называл их идиотами, крокодилами и полными кретинами – но ругал их не иначе, как мысленно. Но все-таки из бессмысленного, но вполне радушного разговора Мария узнала, что из управления ему звонили; он сам подавал туда запрос о приеме на работу дворников и бухгалтеров. Все же, несмотря на сильнейшую занятость начальника ЖЭКа умственными изысками, разговор складывался удачно. Но стоило заикнуться о жилье – а этот самый важный вопрос Мария отнесла на конец разговора, чтобы не испугать Капитолийского, проявив в том немалую дипломатическую сообразительность, – как Ромуальд Иванович Капитолийский изменился в лице, заостряясь в выражении до какого-то глубокого проницания человека, поражая при всем том отличительным свойством показать унизительную глупость вопроса, заданного посетителем. Он просто вскрикнул от негодования, чего с ним в течение беседы не случалось:

– Вам комнату? В квартире целую комнату? Да где я возьму ее? Я ее с собою в кармане не ношу!

– Жить я где-то должна, – возразила Мария.

– В тропосфере живите! В наше такое время можно жить в тропосфере. Да поймите, скорее можно найти место в космическом корабле, чем у нас! А время-то какое, в космос люди летают, – обратился неожиданно сладеньким голосом Ромуальд Иванович к сидевшей в углу и подозрительно молчавшей Топорковой, как бы обращая и ее внимание на важность происходящего в космосе и ничтожность просьбы Марии.

– Какое время? – спросила Топоркова, раскрывая свою заграничную французскую сумку. – Мой проект, надеюсь, устроил вас.

– Я сказал адекватную фразу: какое время!

– Ей комната нужна, в которой можно спать, отдыхать, жить по-человечески. Комната принадлежит не вам, а государству, и, пожалуйста, не делайте зверского лица.. А то проект я вам помогла сделать, а краники текут-с, Ромуальд Иванович, – проговорила зло Топоркова. – Вот и адекватная фраза.

– А при чем здесь время? – поразился Ромуальд Иванович.

– Время вы возьмите себе, а ей – комнату, – спокойно объясняла Топоркова, памятуя, что ей нельзя волноваться. – Вы усекли?

– Я не усек, у меня нет ни одной незанятой комнаты, я всех направляю в общежитие. Там у нас замечательно, и чудесные люди. И танцы бывают!

– Так у вас нет комнаты? А ОБХСС у вас еще не работал? – поинтересовалась интригующе Топоркова, сделав ошибочный ход, потому что на начальника эти слова произвели обратное действие.

– Я никаких таких обэхаэсэс не боюсь, – отвечал твердо начальник ЖЭКа. – Не боюсь. Я единственный в Москве, который не боится обэхаэсэс. Не боюсь, и все! Все боятся, а я нет. Я чистенький. Как стеклышко. Ей-богу! Словечко как звучит – ОБХСС! А я не боюсь.

– А почему? – спросила с надеждой ехидно Топоркова, подозревая, что за каждым начальником водится маленький грешок.

– Я не боюсь, я не ворую. Воры боятся слова «ворую», а я и слова такого не боюсь. Я честный человек. Я чистенький, адекватно говорю. Я чистенький, как младенчик, только-только родившийся!

– Еще побоитесь, – холодно пообещала Топоркова, а Ромуальд Иванович, когда они вышли, вдруг громко захохотал – что тоже для него было необычно, – так громко, что слышно стало во всех углах. Чтобы подчиненные слышали и облегченно вздыхали – мол, начальник смеется. Уже на улице Топоркова сказала:

– Мы на него напустим Мишеля. Знаешь, Маня, пусть поговорит. Он сегодня обещал быть. Вот сволочь, этот Ромуальд Иванович. Я ему дипломный проект сделала, а он ведет себя так, будто ничего не должен. А краники текут, Маша.

– Неудобно, – призналась Мария.

– Все удобно, – отвечала Топоркова. – Неудобно воровать, неудобно в общежитии жить взрослой женщине, а в своей комнате – более-менее.

***

На следующий день Мишель докладывал обстоятельства разговора с начальником ЖЭКа: