«Сбрую» с пистолетом пришлось снять, Павлов положил оружие неподалеку от установки. И чуть ли не все время, пока делали снимок, Татьяна завороженно смотрела на пистолет в кобуре. А когда он опоясывался, она смотрела на него.
— Ужасы начались с Эдика, — уже в коридоре сказал Максим. — Знаете, кто сломал ему нос?
— Нет.
— А я догадываюсь.
Максим не торопился. Коридор узкий, потолок низкий, освещение зловещее, окно где-то далеко, двери, двери, снова двери, одним словом, генератор клаустрофобии. Идеальное место для разговора по душам.
— Кто?
— Когда вам позвонила Оксана Крылова?
— Я на работу собиралась, уже во двор вышла. Оксана за мной заехала, мы поехали к Эдику.
— Когда, в какое время?
— В половине восьмого.
— Кто находился в доме?
— Не знаю, но кто-то был, я слышала голоса. Мужские.
— А могли быть женские голоса?
— Почему могли быть женские голоса?
— Ну, вы так эмоционально подчеркнули.
— Эмоционально подчеркнула?… Это не мои эмоции, — улыбнулась Татьяна, с интересом глядя на Максима.
— А чьи?
— Ну, Ксюха в машине осталась. Видеть его, сказала, не могу!
— Эдика?
— Да.
— Он в чем-то перед ней провинился?
— Сказала, что баба у него ночевала.
— Она видела эту бабу?
— Сумочку ее видела… Дорогая сумочка.
— Значит, она была у Эдика до вас?
— Да, заезжала.
— Она сейчас дома или с Эдиком?
— Не знаю, могу позвонить, спросить.
— Оксана видела сумочку, а вы слышали голоса.
— Да, кто-то кому-то что-то сказал.
— Что-то?
— Кто-то кому-то, — кивнула Татьяна. — «Все равно его нужно было мочить».
— Так и сказали?
— Так и сказали.
— Кто?
— Не знаю… — немного подумав, мотнула головой девушка. — Вы извините, меня ждут!
Не дожидаясь разрешения, Татьяна вышла в холл приемного покоя, а оттуда — во внутренний больничный дворик. Она торопилась, но вовсе не потому, что ее ждали в травмпункте. Татьяна фактически убегала от Максима. И, кажется, от самой себя.
Максим не отставал от нее. Сейчас она успокоится, и они продолжат разговор. Знала она, кто кого хотел убить. Он почти не сомневался в том.
Проезд во внутренний двор больницы закрывал запрещающий знак, именно поэтому Кудылин на своем «Кашкае» находился по другую сторону здания. Может, именно поэтому машина, въезжающая во внутренний двор с восточного крыла здания, ехала только с габаритными огнями. Ехала, и вдруг врубился дальний свет, прямо им в глаза.
Машина остановилась, открылись двери, появились люди, торопливо направились к ним.
— Татьяна! И без охраны! — распахнул объятия один, рослый, сутулый.
— А это кто? — крикнул другой, коренастый, сунув руку под куртку.
Замешательство длилось всего одно мгновение. Максим пришел в себя, выхватил из кобуры пистолет. Коренастый среагировал раньше сутулого, но при этом он явно проигрывал Павлову.
Но Максим не мог стрелять, пока в руке у коренастого не появился пистолет. А когда появился, тот сразу же навел на него ствол, собираясь стрелять. Но Максим был быстрее. Он выстрелил и одновременно с выстрелом ушел в сторону, намеренно толкнув Татьяну. Коренастый дернулся, поймав пулю, но выстрелить все же успел. И пуля прошла над правым ухом Максима.
Рослый глянул на своего дружка, бросился к машине, но вдруг появился Кудылин и подпер бандита с тыла.
— Стоять! Стреляю! — что есть мочи заорал он.
Рослый запаниковал, бросился через кусты куда-то к забору. Кудылин за ним. Внедорожник же резко стартовал с места и рванул к выезду. Максим выстрелил по колесам, но в этот раз промазал. «Гелендваген» проскочил через тесное пространство между западным крылом здания и кустами. Преследовать Павлов его не стал. Запомнив номер, он бросился на помощь Кудылину, который нагнал беглеца, но упал, пропустив мощный удар в голову. Тем не менее, падая, лейтенант схватил бандита за ногу.
Максим не стал пытать судьбу, выстрелил в воздух, ошеломив противника, а затем со всей силы врезал ему рукоятью пистолета в челюсть. Коренастый лежал без движения, возможно, с ним покончено. Но кто-то же должен был прояснить ситуацию.
Ночь, город спит, и кто-то должен оберегать его сон. Максим вздохнул, глядя на задержанного. Ну почему именно он? Люба приготовила на ужин его любимые голубцы, а он чуть не проглотил пулю.
— Плохая для тебя новость, Вантузов, — зевая в ладонь, сказал он.
— Пантусов! — скривился задержанный, рукой придерживая челюсть, которую ему вправляли в травме.
Олег Емельянович нарочно сделал ему очень больно. Заодно, чтобы вправить и мозги.
— Нет «Гелендвагена» с таким номером, под которым вы подъехали к больнице, Вантузов!
— Пантусов моя фамилия!
— Фальшивые номера! И Пантусов — тоже фальшивка. Вантуз ты! И твоя работа — трубы прочищать. От засоров… Борщевика уже зачистили. Теперь вот Оршанова на очереди, да? Чем она перед вами провинилась? Что она знает?
— Не знаю никакой Оршановой!
— А кто ее по имени называл?
— Ну так Татьяну я называл!
— Зачем вы за ней приехали?
— Да не за ней!.. Гоголю хреново стало! Живот скрутило, вдруг аппендицит, вот мы и приехали. А ты его, блин, вылечил!..