Нежный лед

Бар был темноват. Несколько пар по углам, в центре нешумная компания, типичный корпоратив. Официантка (темная мулатка, но не стройная, как в мечтах и в кино, а омерзительно жирная) принесла Лысенкову запрошенный коньяк. Не успел он допить микроскопической дозы – появились галлюцинации. «Может, здесь для быстроты процесса коньяк дустом разводят?» – Лысенков заметно повеселел. Он не мог оторвать глаз от девушки в темно-розовом платье, сидящей к нему спиной в компании корпоративщиков. Она ему кого-то отчаянно напоминала. А рядом с ней кто? Лысенков пригляделся внимательнее. Да это Canadian Skating Union гуляет, победу свою празднует! Баба в розовом – та самая, которую полицейский сразу же после него допрашивал. Точно!

Лысенков положил на стол двадцать пять долларов, встал и вышел из бара. Дополнительное общение с господами из Canadian Skating Union в его планы не входит. Спросят, почему его не было на похоронах Нины, вроде как он последний, кто видел ее живой, вроде как они хоть и бывшие, но соотечественники, вроде как Майклу Чайке соболезнования надо выразить… Как же, выразишь. Майкл считает Лысенкова убийцей матери, говорил об этом полицейским. Ах, как прав «не посредственный» – не нервничать и не болтать!

О домыслах Майкла знают в полиции. Чтоб об этом не разнюхали журналисты, чтоб не случилось информационного взрыва, самое надежное средство – исключить необязательное общение.

Глава 63

Уже несколько часов Майкл и Элайна сидели на кухне. Аксель лежал между ними, словно баловник-ребенок между родителями. Голова его покоилась под табуреткой Элайны, хвост дотягивался до стула Майкла. То и дело престарелый пес лизал руки Элайны. Лизнет как бы украдкой и счастливо зажмурится. Это Майкла бесило, но он терпел. В факте собачьего лобызания тоже содержалась какая-то информация.

Допустим… она не врет. Что это меняет? Майкл все равно как был, так и остается виноватым в смерти своей… в смерти Нины. Ведь он, можно сказать, насильно познакомил ее с Лысенковым! Она так этого не хотела! Она так ругала Майкла за это! А Майкл? Да не убить ли ему себя сейчас? Мать была в совершенно нормальном состоянии. Она схватилась за сердце только после того, как он ей нахамил. Потом Лариска его спровоцировала, предала… И случилось непоправимое: беспомощная и неспособная говорить Нина оказалась в руках Лысенкова!

Элайна смотрела на сына. Она могла бы смотреть на его лицо еще час, и два часа, и сто часов подряд. Никогда прежде у нее такой возможности не было, только в его раннем детстве, но тогда надо было за ним горшки выносить, попу ему мыть, с ложки его кормить. Этого от нее требовали все вокруг: от социальных работников до потрясенной Элайниным пофигизмом матери. А Элайне-то самой всего пятнадцать лет было! Только младенец уснет, она… шмыг и прочь из дома. Очень сильно погулять хотелось. Непреодолимо! Она в ту пору очень любила рассуждать о несправедливости. Почему мужчинам и женщинам за одно и то же разное наказание? Мужчинам ничего, а женщинам или рожать, или аборт делать. Тогда Майкл был ее позором и обузой, а сейчас… Сейчас она гордилась! Это ее сын – знаменитый и великий!

Гордости Элайна никогда прежде не испытывала. Оказалось, это упоительно! Ах, какая Элайна молодец, что украла у Клода кокаин и примчалась сюда, в Калгари. Теперь она и «при товаре» – считай, что при деньгах, – и при сыне-чемпионе!

– Когда я у матери спрашивал, кто мой отец, она мне всегда одно и то же отвечала… – тихо начал Майкл.

Элайна перебила:

– У бабушки… Не у матери, а у бабушки своей ты об этом спрашивал. И я знаю, что она тебе отвечала. Одно слово. Коротенькое такое словечко: «Я». Вроде как в шутку все оборачивала. Правильно?

– Правильно…

– Мне она то же самое отвечала, когда я ее спрашивала, кто мой отец.

– Ты… тоже не знаешь?

– Абсолютно.

– А кто мой отец? Ты-то мне можешь ответить?

– Майкл… миленький… прости меня, пожалуйста… я не могу тебе ответить…

– Здесь тоже какие-нибудь мафиози замешаны? Мартины Ивы?!

– Нет-нет, что ты! Я просто… не знаю кто.

Глава 64

Он вскочил, опрокинув стул, Аксель немедленно на него залаял, громко и скандально. Предатель-кобель был уже не на его, Майкла, стороне, а на стороне этой суки!

Майкл грохнул об пол стеклянную кружку, из которой пил. Кружка не разбилась – крепкая. Поднял стул. Сел. Сказал, не глядя Элайне в лицо:

– Рассказывай.

«Дежавю!» – пронеслось в голове у Элайны. От внезапного поворота разговора, от волнения ее вдруг затошнило. Восемнадцать с половиной лет назад был точно такой же разговор: она пыталась объяснить случившееся Нине. Тошнило скорее от страха, чем от токсикоза беременности.

И вот вместо матери допрос учиняет сын. Ему тоже нужны подробности, которых нет. Элайне решительно нечего рассказывать. Ну, нечего! В декабре тысяча девятьсот девяносто четвертого в монреальском Чайна-тауне был веселый праздник. Она забеременела. Все.