Нежный убийца

Теперь у меня была полная ясность с личностью преступницы и ее жертвами, с мотивами и способами убийств, со взаимосвязями отдельных фрагментов — короче, вся «клиническая картина» целиком. Саша Ветров умер потому, что мог разоблачить Яну как бывшую жену Сергея Жирова. Марина — потому что узнала об этом некстати из письма сына. Единственным спорным моментом в этой истории были отравленные конфетки, которые слопали мы с Гошей. Но и им я нашла объяснение: они могли предназначаться только Геле. Скорее всего, новоиспеченная тетка собиралась где-нибудь поближе к отъезду вручить племяннице «сувенир» и проследить, чтобы он сработал. Ангелина должна была умереть как главная наследница израильского дяди Марка Михайловича, чтобы освободить Яночке и ее змеенышам путь к наследству. В самом деле: раз уж все равно пришлось убирать Марину Ветрову, так почему бы не довести дело до конца? Так сказать, убить всех зайцев сразу?..

И только одного у меня не было — неопровержимых улик. Самой «малости»! Все три моих «свидетеля обвинения» — бывший сторож фуникулера Гога, телефонистка Таня и Маргарита Олехновская, — все они, словно сговорившись, дружно заявили, что желают сохранить свое инкогнито. Но если б даже мне удалось притащить их всех, вместе взятых, в суд — что это дало бы? Их показания могли считаться лишь косвенными уликами, но никак не прямыми!

Вот и получается, что, убив целую неделю времени, угробив месячный ресурс физических и моральных сил и бюджет нескольких уголовных дел «средней руки» (еще бы — такие «командировочные»!), я практически с пустыми руками возвращалась к своему клиенту. Что я скажу Ветрову? «Уважаемый Виктор Петрович, я установила в ходе расследования, что ваших жену и сына убила ваша будущая свояченица». — «О\'кей, — скажет, — пожалуйте доказательства!» — «А фиг вам, поверьте мне на слово!» После этого генерал будет иметь все основания отправить меня на гауптвахту.

Не удовлетворенная результатами аналитических исследований, я обложилась гадальными костями и занялась манипуляциями с магическими цифрами. Цифры сказали мне, что все не так уж безнадежно. Больше других мне понравилась комбинация 24 + 33 + 0: «Вы сможете поправить свое положение лишь двумя способами: с помощью собственной ловкости или благодаря чужой глупости».

Боюсь, что собственную ловкость я исчерпала уже до дна. Но еще можно, значит, рассчитывать, что эта гадина допустит роковой промах? А почему бы и нет! В конце концов, ошибаются даже профессионалы, а она — только любитель.

Немного успокоившись и решив, что утро вечера мудренее, я предалась тому, ради кого и закупила полностью все купе, — Морфею. Но спала, против ожидания, плохо. С закрытым окном было невыносимо душно, в открытое — сильно дуло и летели сажа и пыль… Вдобавок ко всему вернулся мой старый сон: в промежутках между шумными станциями, под убаюкивающий перестук колес на меня наплывало большое говорящее лицо Марины Ветровой. И опять я силилась разобрать слова — и не могла… Только однажды, кажется, расслышала: «Я тебе послала…» Но о каком послании она говорила — так и не поняла.

Когда ко мне возвращалось чувство реальности, я думала о том, что мои видения объясняются легко, хотя и не без участия потусторонних сил: шли девятые сутки со дня Марининой смерти. Мается бедная душа, не находит успокоения… А у меня все еще нет оружия против убийцы, и я готова ждать подсказки откуда угодно — хоть с того света!

Поезд прибыл в Тарасов в пять утра, и до семичасового автобуса на Сольск я едва успела домчаться до своей пропыленной квартиры, чтобы наскоро принять душ, переодеться и выпить наконец собственного, домашнего кофе. Дело в том, что моя машина осталась под опекой Скворцовых: после отравления я была слишком слаба, чтобы вести ее, вот и пришлось бросить в Сольске.

Я стремилась туда под предлогом Марининых поминок, а на самом деле — в безумной надежде поймать с поличным Янину Борисовну Михайловскую. Теперь мерзавка носила старинную дворянскую фамилию: вчера Гошка сообщил по телефону, что молодые зарегистрировались в четверг — скромно, без всяких торжеств, уважая траур семьи. Я еще раз строго-настрого наказала племяннику ни на шаг не отпускать от себя Ангелину — особенно во время «девятидневных» хлопот.

Ах, лучше бы я туда вообще не ездила… Яна лишь посмеялась надо мной! Она даже не скрывала насмешки в своих глазах, говоря мне:

— Ну как — раскопали что-нибудь криминальное? Виктор Петрович не признается, что поручил вам расследование, но вид у него очень таинственный… Мы все с нетерпением ждем результатов!

— Ну что ж: кое-кто обязательно дождется! — в тон отвечала я.

— Может, кто-нибудь и дождется, а вот мы с Алешей — вряд ли. Сегодня рейсом десять тридцать вылетаем в столицу. Как говорится, сидим уже на чемоданах.

— Зачем же такая спешка? На ночь-то глядя — и в аэропорт…

— Время не терпит: завтра ночью самолет на Тель-Авив. А еще куча формальностей, оформление багажа…

— Это точно! — подмигнула я ей. — Никогда нельзя знать наперед, какая пакость тебя поджидает.