Нежный враг

Спустя пять минут он положил трубку, сомневаясь, что сделал правильный шаг. Бекки была немного удивлена, услышав его, но согласилась встретиться в пятницу вечером и где-нибудь выпить. Ее голос звучал, как бы это лучше выразиться, да, конечно, так, как будто бы она была польщена. Правильно ли подобрано слово? Да. Польщена. Он вытянул губы трубочкой, как бы насмехаясь. У него и в мыслях не было польстить ей. Он просто хотел воспользоваться случаем, чтобы узнать больше об Амбер. Они были врозь уже четыре года, достаточно долгий срок, чтобы устроить как-то свою жизнь. У Генри за это время сменилось множество девушек. Он не тот парень, который долго остается в одиночестве. А Амбер, судя по всему, распорядилась своей жизнью иначе, она нашла для себя правильный путь и делала нечто, что можно считать ценным. Генри не имел ни малейшего представления о том, чем она могла бы заниматься в Африке, но, что бы это ни было, это лучше, чем сидеть в офисе в Клэпхеме, с тоской просматривая тысячи ходатайств о предоставлении политического убежища от беженцев из Эритреи. С его точки зрения, это не та работа, о которой он мечтал, когда оканчивал университет. Однако работа позволяла ему выплачивать ренту и по крайней мере давала возможность пребывать в здравом уме. Он встречался с немногими друзьями по университету. Один за другим они сгибались от тяжести проблем на работе, от кредитов, которые приходилось оплачивать, от неурядиц с девушками. И в глубине души Генри молился о том, чтобы его жизнь не стала рутиной, чтобы он мог жить иначе.

Вероятно, именно этого больше всего ему не хватало с тех пор, как он расстался с Амбер. Амбер была не такой, как все остальные девушки — женщины, быстро напомнил он себе. Она — другая. И это не потому, что она богата. Амбер проживала свою жизнь, руководствуясь какой-то совершенно иной шкалой ценностей, чем большинство людей вокруг. Она делала то, что хотела, когда хотела и как хотела. Она могла быть кем угодно и заниматься чем угодно. И еще у нее был Макс. Генри мечтал об отце, учителе, наставнике… друге, таком, как Макс. Генри мечтал о таком человеке, который мог влиять на ход истории, звонить мировым лидерам, как своим приятелям, летать вокруг всего земного шара так, как будто бы это была его собственная площадка для игр. Это вызывало у Генри восторг и восхищение. Генри много раз пытался представить, какие чувства испытывала Амбер, разворачивая газету и видя в ней лицо своего отца, читая его речи. А его отец — просто мелкий служащий, с сентиментальной преданностью к стране, которой больше не было на карте мира, — Родезии. Какая горькая шутка!

Стопка дел свалилась прямо на стол, вернув его к реальности самым жестоким образом. Он вперил взгляд в эти папки. Сколько времени уйдет на то, чтобы пролистать все это, и какой смысл в этих действиях? Никакого. Он поднял взгляд, чтобы прочесть стихотворение, которое несколько дней назад нашел на сайте Андеграунда в Интернете и спешно скопировал в свой ноутбук. Распечатка висела на противоположной стене. Его губы шепотом повторили первую строку:

Я узнал суровую печаль карандашей и ручек…

Он продолжил беззвучно читать строчку за строчкой… Казалось, что в них отразилась его теперешняя жизненная ситуация.

Незначительность тонкого слоя лака на ногтях
и изящества тонких бровей,
Блеска светлых волос, многочисленных копий
серых стандартных лиц.

Генри не хотел превращаться в одно из этих серых стандартных лиц. Он хотел вернуться туда, где был солнечный свет, где его окружали люди с широкими сверкающими улыбками и ясным будущим. В такие моменты больше всего на свете он хотел быть с Амбер.