Незнакомая дочь

Ну вот опять, подумала я, снова кто-то кого-то теряет. В детстве мать упрекала меня в том, что я только и делаю, что теряюсь. Одна секунда – и я пропала, ей пришлось бежать в администрацию пляжа, чтобы по громкоговорителю сделали объявление: назвали мое имя и сообщили, что она ждет меня у кассы. Я ничего не помнила о своем исчезновении, у меня осталось в памяти совсем другое. Я боялась, что потеряется моя мать, и постоянно жила в страхе, что не сумею ее найти. Зато я прекрасно помнила, как потеряла Бьянку. Металась по пляжу, как сейчас Нина, только с ревущей Мартой на руках. Я понятия не имела, что мне делать, я была одна с двумя малышками, никого там не знала, а муж уехал за границу. Да, ребенок – это сплошные тревоги. Я словно увидела себя тогдашнюю со стороны: шарю глазами повсюду, кроме моря. Туда я взглянуть боялась.

Я заметила, что Нина делает то же самое. Она высматривала девочку везде, упорно отворачиваясь от моря, и внезапно я посочувствовала ей и чуть не расплакалась. С этого момента я уже не могла оставаться безучастной, меня возмутило, что посетителям пляжа нет никакого дела до неаполитанцев и их лихорадочных попыток отыскать девочку. Случаются такие вспышки, которые не изобразить ни на каком графике: яркое свечение, потом чернота. Эти люди, казавшиеся такими независимыми, такими властными, сейчас выглядели уязвимыми. Розария поразила меня: она единственная внимательно оглядывала море. Она шла мелкими быстрыми шажками вдоль берега, выпятив огромный живот. Я встала, подошла к Нине, дотронулась до ее руки. Она обернулась молниеносно, как змея, вскрикнула: “Ты ее нашла?” – обращаясь ко мне на “ты”, как будто мы были давно знакомы, хотя мы ни разу и словом не перемолвились.

– У нее на голове твоя шляпа, – сообщила я. – Мы ее найдем, она заметная.

Она неуверенно посмотрела на меня, потом кивнула и помчалась в ту сторону, куда ушел ее муж. Она бежала, как молодая спортсменка, вступившая в состязание с судьбой.

Я неторопливо пошла в противоположную сторону вдоль первого ряда зонтов. Я представляла себя Эленой… или же Бьянкой, когда та потерялась… а может быть, я сама опять стала ребенком, вернувшимся из забвения. Маленькой девочке, которая теряется в толпе на пляже, все вокруг кажется неизменным, тем не менее она уже ничего не узнает, ей не хватает ориентиров, чего-то, что позволяло ей прежде распознавать людей по соседству и зонтики. Ребенок точно знает, где он был раньше, но не понимает, где находится сейчас. Маленькая девочка смотрит вокруг себя испуганными глазами и видит, что море – это море, пляж – это пляж, люди – это люди, продавец свежих кокосов – это продавец свежих кокосов. Но ни один предмет, ни один человек ей по-настоящему не знаком, и потому она плачет. Незнакомому взрослому, который спрашивает у нее, почему она плачет, она не говорит, что потерялась, а говорит, что не может найти маму. Бьянка плакала, когда ее нашли и вернули мне. Я тоже плакала от счастья и от облегчения, но кроме того, совсем как моя мать когда-то, кричала от гнева, раздавленная грузом ответственности, придушенная узами любви. Свободной рукой я трясла свою старшую дочь и орала: “Вот вернемся домой, и я тебе задам, Бьянка, больше никогда и на шаг от меня не отойдешь, никогда!”

Некоторое время я ходила по пляжу, высматривая детей – и одиноких, и сбившихся в группки, – а также тех, что шли за руку со взрослыми. Я была в смятении, меня даже слегка подташнивало, но я умела не отвлекаться. Наконец я заметила соломенную шляпу, и сердце у меня упало. Издалека казалось, что шляпа просто валяется на песке, но под ней была Элена. Люди проходили мимо, не обращая на нее внимания; она сидела в метре от воды и тихо плакала: слезы лились полноводным ручьем. Малышка не сказала мне, что потеряла маму, она сказала, что потеряла куклу. Ничто не могло ее утешить.

Я взяла ее на руки и быстро побежала на свой пляж. Столкнулась с Розарией, которая почти со злостью вырвала у меня девочку, вопя от радости и подавая знаки невестке. Нина заметила нас, увидела дочь, подбежала. Подошел и ее муж, а потом и все остальные – кто со склона дюны, кто с пляжа, кто с берега. Каждый из членов семьи хотел поцеловать, обнять Элену или хотя бы к ней прикоснуться, чтобы в полной мере испытать удовольствие от того, что она избежала опасности, однако малышка продолжала отчаянно рыдать.

Я отошла от них, вернулась к своему зонтику, начала собирать вещи, хотя их и было-то всего ничего. Элена по-прежнему плакала, и мне это не понравилось. Я видела, как взрослые носились с ней, женщины забрали ее у матери и передавали друг другу, стараясь успокоить, но тщетно: ребенок был безутешен.

Нина подошла ко мне. Следом подоспела и Розария: казалось, она гордилась тем, что первой завязала отношения со мной и что это сыграло решающую роль.

– Я хотела вас поблагодарить, – проговорила Нина.

– Да, хороший она устроила переполох.

– Я думала, что умру.