Незнакомец в спасательной шлюпке

Он аккуратно отделил обложку от первой страницы. И увидел плотный почерк. На клапане обложки синей ручкой были нацарапаны строчки.

Любому, кто найдёт этот дневник…

Никого не осталось. Простите мне мои грехи.

Я люблю тебя, Аннабель Дешапл…

Остальное было оторвано.

Море

Наш девятый день на плоту, Аннабель. Волдыри появились у меня на губах и плечах, а лицо чешется под отрастающей бородой. Теперь я постоянно брежу о еде. Она проникает в каждую мою мысль. Я уже чувствую, как плоть туже натягивается на моих костях. Без пищи тело начинает есть собственный жир, потом мышцы. Со временем очередь дойдёт и до мозга.

Ноги иногда немеют. Наверное, из-за дефицита активности и неудобных поз, в которых мы вынуждены сидеть, чтобы всем хватало места. Мы передвигаемся, чтобы уравновешивать плот. Иногда, чтобы размять ноги, кладём их на сидящего рядом, а он кладёт свои на тебя – как палочки для игры в микадо [5]. Пол плота всегда мокрый, а значит, и наши мягкие места тоже, отсюда постоянные мозоли и воспаления. Гери говорит, нужно регулярно вставать и ходить, иначе заработаем себе ещё большее воспаление и геморрой. Но мы не можем встать одновременно, не пошатнув плот, поэтому ходим по очереди. Кто‑то ползает туда-сюда на коленях, потом за ним следующий, потом ещё один – как на разминках в тюремном дворике. Ещё Гери напоминает нам, чтобы не прекращали разговаривать, выстраивать беседу – это поможет не утратить остроту ума. Это нелегко. Большую часть дня стоит жара.

Гери была на «Галактике» гостьей, а на плоту стала стержнем, на который все опираются. В молодости она ходила в море, к тому же родом из Калифорнии, там она много времени проводила в океане. Сначала все обращались за ответами к Жану-Филиппу или ко мне, поскольку мы работали на яхте. Но Жан-Филипп теперь почти не говорит. Он оплакивает жену. А я до «Галактики» всего раз трудился на корабле, да и то юнгой. Меня обучали пожарной безопасности и основам первой помощи. Но в основном я драил палубу, посыпал её песком, полировал воском. И прислуживал гостям. Ничто из этого не помогло мне подготовиться к тому, что мы переживаем сейчас.

По подсчётам Гери, наша последняя банка воды закончится завтра. Мы все понимаем, что это значит. Нет воды – нет жизни. Гери разбирается с опреснителем на солнечной энергии, который был в наборе для выживания, это такой конус из пластика, в котором в процессе конденсации должна образовываться пресная вода. Гери установила его так, что он плывёт за плотом на верёвке. Но пока что ничего не выходит. Гери говорит, там где‑то дыра. Но ведь главное в том, что нас десять, как эта штука сможет производить достаточно воды на всех?

Я только что написал «десять». Сейчас понял, что не рассказал тебе, что случилось с Бернадетт. Прости меня, Аннабель, я два дня не мог заставить себя написать это. Мне нужно было время, чтобы справиться с потрясением.

* * *

Ответа от Жана-Филиппа смогла добиться миссис Лагари. Он несколько часов молчал и тихо плакал. Сидящий рядом с ним Бог вертел в руках весло для плота.

Миссис Лагари опустилась на колени перед Жаном-Филиппом – она была в длинной розовой футболке, которую дала ей Гери, волосы с проседью заправлены за уши. Будучи невысокой женщиной, она, однако, внушала уважение. Решительным тоном миссис Лагари произнесла:

– Господин Жан-Филипп. Вы скорбите, я понимаю. Но вы должны сказать нам, что случилось с Бернадетт. Между нами не может быть секретов. После того, как этот человек оживил её… – она показала на Бога, – он сделал с ней что‑то ещё?

– Господь не причинял ей зла, миссис Лагари, – прошептал Жан-Филипп. – Бернадетт была мертва.

Несколько человек ахнули.

– Но она же очнулась, – вставил Невин.

– И казалась здоровой, – добавил я.

– Мы думали, он её излечил, – сказала Нина.

– Погодите, – сказал Яннис. – Я спрашивал, излечил ли он её, и он ответил, что нет.

Он повернулся к Богу.

– Но ты сказал, что с ней всё хорошо.

– Так и есть, – ответил Бог.

– Её больше нет.

– Здесь нет, но она в лучшем месте.

– Ты, надменный мерзавец, – сказал Ламберт. – Что ты натворил?

– Пожалуйста, перестаньте, – прошептал Жан-Филипп, прижав ладони ко лбу. – Она говорила со мной, сказала, что пришло время довериться Богу. Я сказал: «Хорошо, cherie, я доверюсь ему». Потом она улыбнулась, закрыла глаза. – Голос Жана-Филиппа дрожал. – Не правда ли, у Бернадетт была самая чудесная улыбка на свете?

Миссис Лагари подалась вперёд.

– Кто‑нибудь ещё это видел?

– Элис, – сказал Жан-Филипп. – Бедный ребёнок. Я сказал ей, что Бернадетт уснула. Просто уснула. Прекрасным… сном.

Он разрыдался. Многие из нас тоже плакали, не только о Бернадетт, но и о себе. Невидимый купол разбился. Смерть нанесла свой первый удар.

– Где её тело? – спросил Ламберт.

Не знаю, зачем он это спросил. И так было очевидно.

– Господь сказал, что её душа уже не здесь, – проскрипел Жан-Филипп.

– Секунду. Он сказал тебе выбросить её за борт? Собственную жену?

– Прекрати, Джейсон! – рявкнула миссис Лагари.

– Ты выбросил её в океан?

– Заткнись, Джейсон! – гаркнул Яннис.

Ламберт ухмыльнулся.