Незнакомка с родинкой на щеке

Прожив в Петербурге большую часть жизни, я все же непростительно редко бывала на Васильевском острове. Что и неудивительно: для смолянки свободно выйти за ворота alma mater это вовсе l'absurdité[7]. Окончив обучение, я раза три посещала великолепную библиотеку Императорского университета, который и находится на Васильевском острове – и то в глазах дядюшки, бывшего тогда моим опекуном, выглядело почти безрассудством. Слишком уж необжитой была сия местность и даже несколько marginal. В последние годы, я знала, его много обустраивали, но в моем воображении весь остров так и оставался одним большим Смоленским плацем, дурно прославившимся в Петербурге как место общественной казни. В шестидесятых здесь был повешен Каракозов, неудачно покушавшийся на императора Александра, а в конце семидесятых Соловьев[8], бывший, между прочим, отчисленным студентом университета, перед дверьми которого я и стояла сейчас в некотором душевном трепете.

Я решила полагаться на Женю во всем. Не верить и не принимать всерьез злые слова о нем той незнакомки. И все же не иначе как сам черт привел меня сюда – дабы я могла убедиться лично, что слова ее есть бред сумасшедшей.

Швейцар не проявил ко мне никакого интереса, и я беспрепятственно вошла. И, взбудораженная мыслями о Смоленском плаце, глупо отшатнулась от первого же попавшегося на пути студента, будто списанного с романа Достоевского. Почти уверена, что у Родиона Раскольникова был такой же шальной взгляд на исхудавшем небритом лице, сальные волосы и мятая, истерзанная кем-то фуражка. А под огромным не по размеру плащом, он, безусловно, прятал топор, заготовленный для какой-нибудь скверной старушки…

Впрочем, это, конечно, мое воображение разыгралось: студент, с которым я столкнулась на лестнице, даже поклонился и невнятно объяснил, куда пройти. Там дотошно у меня выпытывали, кто я такая, да зачем мне понадобился Евгений Иванович. Отчего-то долго не верили, что я его жена, пытались поймать на противоречиях. Один не слишком воспитанный господин даже хотел выгнать – будто бы Ильицкому некогда. Но другой, седенький благообразный профессор, сжалился и послал одного из подручных за моим мужем – пойти к нему самой мне так и не позволили, сославшись, что я обязательно заблужусь в мудреной системе коридоров.

После я долго (очень-очень долго) дожидалась Ильицкого на лестнице, оставшись наедине со своими мыслями. По крайней мере, в одном сомневаться не приходилось: среди преподавателей имя Ильицкого было на слуху, и никто даже предположения не высказал, будто Жени сегодня нет.

Значит, незнакомка мне лгала.

Или же лгали ей, когда она разыскивала моего мужа…

И все бы ничего, отмахнуться от ее обвинений и забыть. Да только очень уж долго не было Жени. А явился он запыхавшийся – всю дорогу бежал.

— Так это все-таки ты? Что стряслось?! – Ильицкий выглядел взволнованным, будто жене навестить мужа на службе это и впрямь какая-то невидаль.

Я же старалась казаться беспечной. Ну и пусть душу мои рвали самые скверные предчувствия – давать тревоге волю я не собиралась. Женя меня обманывать не станет, я точно знаю. Всему есть разумное объяснение, которое я обязательно найду.

— Ничего. Просто я не успела кое-что сделать утром.

Я подошла сама, взяла его за руки и, встав на цыпочки, нежно коснулась Жениных губ своими.

— Ты так скоро ушел утром, что остался без своего законного поцелуя. Это не давало мне покоя весь день.

Увы, но хмурую морщинку меж его бровей мне и тогда удалось разгладить не сразу. Ильицкий воровато оглянулся, убеждаясь, что на лестнице мы одни, и только потом хоть сколько-нибудь тепло мне улыбнулся. Но все-таки упрекнул:

— У меня лекция, я как подстреленный сорвался бежать из другого крыла, думал… Бог знает что случилось!

— А что может случиться? – невинно осведомилась я. – Самое ужасное происшествие за мой день заключается в том, что я так и не наняла кухарку. Мне немного помешали… Но это не важно, милый, ведь главное, чтобы мы доверяли друг другу – все остальное образуется. Не так ли?

— Ну да… - кисло признал он.

И отвел глаза, делая вид, что смотрит на часы.

Он лгал мне! Все-таки лгал! По-прежнему у меня не имелось фактов, но это было уже столь очевидно, что я не знала, за что еще ухватиться, чтобы продолжать верить.

От Университета я добиралась на Малую Морскую пешком, но не заметила дороги вовсе. А ворвавшись в дом, отмахнулась от Никиты, сетовавшего, что кухарки ждали-ждали меня, да разошлись.

Не до того мне было. Я скорее отыскала на столике в передней блокнот: слава Богу, после нашей незваной гостьи никто им не пользовался, так что имелся шанс разглядеть на верхнем листе следы ее письма. Совершенно мизерный шанс: карандаш очень мягкий, и единственное, что мне удалось прочесть, пройдясь по листу легкой штриховкой – окончание записки, где от волнения незнакомка слишком сильно давила на бумагу.

Порадоваться ли мне, что это оказалась все-таки не любовная записка?..

«…учтите, у меня есть связи. Я отомщю!!!!»

Четыре восклицательных знака и глупая школярская ошибка.