Лорел слышала, как Бет еще повозилась, наводя порядок, звякнула кассой, кладя туда деньги, и наконец, крикнув «До завтра», хлопнула дверью. Воцарилась тишина. Подойдя к мольберту, Лорел откинула уголок закрывавшей его ткани. На холсте была изображена старая лачуга. Комбинация света и тени придавала четкость деталям — видна каждая черепичка крыши. Вокруг покинутого дома кружили осенние листья, окутывая его в золотые, багряные, коричневые и зеленые тона. Сквозь облака пробивался луч солнца, освещая древнюю постройку. Лорел подозревала, что ей неспроста нравится эта картина. В ее жизни никогда не было ничего вечного. Мама умерла при родах, оставив дочь на попечение приемных родителей. Кочуя из дома в дом, от семьи к семье, Лорел была словно щепка в океане. Но искусство всегда было с ней. Карандаш и альбом стали ее лучшими друзьями. На страницах застыли образы людей и пейзажи, что рассказывали о ее жизни получше всяких фотографий.
Колокол на башне церквушки, что стояла через улицу, внезапно пробудился и заговорил, и Лорел стряхнула с себя сонное оцепенение, потянулась и бросила кисти в специальный раствор, чтобы их промыть. Сидя перед мольбертом, она продолжала рассматривать картину и отмечала: что ж, уже неплохо. Некоторые детали можно доработать, но в целом работа хороша. Глядя на нее, кажется, что вокруг и вправду осень, и воздух терпок и свеж. Спасибо Уэйду, благодаря ему Лорел сможет написать еще много картин. Портрет его самого, застигнутого врасплох ее неожиданным поведением или потирающего голову после столкновения со столом в темном коридоре. Однако чего Лорел не могла нарисовать — и забыть, — был последний взгляд Уэйда, брошенный ей при прощании. Он был разозлен ее обманом и не мог поверить в ее предательство, и боль эта отражалась на его лице как никогда ясно.
Аккуратно занавесив полотно тканью, Лорел принялась споласкивать и сушить кисти. Выходя, она выключила свет. Завтра наступит воскресенье — единственный день недели, наступления которого Лорел ждала со страхом. По воскресеньям не приходили дети, не появлялись покупатели, и колокольчик над дверью не оглашал студию мелодичным перезвоном. Бет тоже проводила выходной день дома, и некому было напомнить Лорел об обеде. Это был день воспоминаний — и отчаянных попыток все забыть. Его нужно было просто пережить. По шестнадцать часов Лорел стояла у мольберта, и на полотне оживали дни, проведенные с Уэйдом, — сладкие и горестные моменты. В этом своеобразном вакууме не было места боли — если только она не расслаблялась и не впускала ее в душу, где практически не осталось нетронутого места.
Выпроводив Викторию, Уэйд предоставил охране и адвокатам взять дело в свои руки. Сам же он не переставал думать о Лорел, о выражении своего лица, когда он крикнул обеим женщинам убираться. Лорел выбежала из кухни, и больше они не разговаривали. Прошел уже месяц, но боль все не утихала. В глубине сознания тихий голосок нашептывал Уэйду, что он должен радоваться, ведь этот кошмарный обман закончился. Но это был голос рассудка. Сердце же говорило совсем другое: что нужно разыскать Лорел. Она, как и он сам, оказалась орудием в коварных руках. Ведь Уэйд никого и никогда не любил, кроме нее, и был уверен, что его чувства взаимны. Были взаимны — до той минуты, пока он, утратив над собой контроль, не прогнал Лорел. Захочет ли она теперь с ним разговаривать?
На тумбочке в спальне Уэйд нашел кольцо — и сердце его подпрыгнуло. Украшение недешевое, его можно было бы выгодно продать. То, что Лорел оставила его, о чем-то да говорит… Виктория утверждала, что она отказалась от предложенных денег. Стала ли она пешкой в руках тетки? А эта авария? Кто виноват? Притворялась ли Лорел или и впрямь ничего не помнила? Нет. Тут нужны недюжинные актерские способности. Ей и впрямь понравилось ранчо, общение с лошадьми, горный бассейн — все то, что было дорого и Уэйду. В глубине души он отдавал себе отчет, что похожей на Лорел он не найдет. Но что это означает? Искать ее? А если она не станет с ним разговаривать?
Подняв трубку, Уэйд набрал номер охраны.
— Мэтт? Мне нужно кое-кого найти, и быстро.
Лорел была так зла на подругу, что готова была что-нибудь разбить. Сколько раз она повторяла, что согласна на выставку своих работ, но ни за что не покажет публике картины, на которых изображено ранчо и сам Уэйд, и вот Бет, действуя украдкой, сговорилась-таки с миссис Бриджмен и организовала показ всех полотен. Причем не в маленькой студии, а в художественной галерее Далласа. Нужно было немедленно ехать туда и попытаться помешать выставить картины на всеобщее обозрение.
Было всего три часа дня, но Лорел решительно заперла дверь студии на ключ, повесив табличку «Закрыто», и поспешила к машине. От Ваксахачи до Далласа около часа езды, если не больше. Выведя автомобиль с парковки, она устремилась на юг. Около пяти вечера она была уже у галереи и заметила машину Бет, припаркованную у здания.
— Что думаешь? — как ни в чем не бывало, спросила подруга, увидев вошедшую Лорел. — Здесь чудесно, правда?
— Где они?