– Горячее какао. – Я мотнула головой в сторону кухни: – Если хочешь, сделаю и тебе.
– Ты же знаешь, что сейчас лето, верно? – спросил он, следуя за мной на кухню.
– Да, но для горячего какао подходит любое время года.
– Я говорил о том, что на тебе надето.
Я наполнила чайник и поставила его на плиту.
– Мы починили кондиционер, поэтому моя мать считает, что ей нужно наверстать упущенное, и она поворачивает ручку до минусовых температур.
– Лично мне в самый раз.
Я положила в большую кружку четыре чайные ложки какао, но, вспомнив, что это не для меня, вернула две чайные ложки обратно в контейнер.
– А я мерзлячка, – сказала я, облизывая ложку, и лишь потом вспомнила, что какао нужно размешать в воде.
– Я уже слышал это раньше, – сказал он с невинной улыбочкой. Я бросила ложку в раковину и вынула из ящика чистую.
Подождав, когда чайник засвистит, я добавила в кружку кипяток и передала ее Джеку вместе с ложкой.
– Не обожгись.
– Это я тоже слышал, – тихо сказал он, дуя на свою кружку.
Чувствуя, что мне нужно промыть горло, я сделала долгий глоток какао.
– И куда же вы ходили на ужин?
– В «Крю Кафе». Я давно туда не заглядывал, но подумал, что Ноле там может понравиться. У них отличная кухня и классная атмосфера.
– Да, но есть ли у них веганское меню?
Джек откинулся на спинку стула и постучал кончиками пальцев по кружке.
– Не совсем. Но они были очень любезны и придумали блюдо из пасты и ризотто, которое, похоже, понравилось Ноле. Она даже заказала десерт, что меня удивило.
– Хорошо. То есть сам по себе ужин нельзя назвать катастрофой.
– Нет. Еда была отличной, и мне показалось, что мы наконец нашли общий язык. Мы старались на касаться больных тем – вроде ее матери и почему она росла без меня. Мы говорили о ее любимых рок-группах, о различии между Калифорнией и Южной Каролиной, о летающих тараканах. – Джек сверкнул своей коронной улыбкой. – И других не менее важных вещах.
– Тогда почему она вернулась домой такая злющая?
– Потому что, когда мы с ней стояли на крыльце, я допустил ошибку. Я сказал ей, что, как мне кажется, ее мать хотела, чтобы она развивала свои музыкальные дарования. – Джек пожал плечами: – У девчонки явный талант – мы все ее слышали, так что я не единственный, кто так думает. Сегодня вечером она сказала мне кое-что такое, что многое объясняет. Почему всякий раз, когда кто-то пытается сказать ей, что у нее талант к музыке, она убегает.
Обхватив ладонями остывающую кружку, я подалась вперед:
– Она говорит, это потому, что она ненавидит музыку, но на самом деле она без нее не может… если не поет сама, то слушает. Когда она думает, что меня нет рядом, она включает станцию, которая передает классическую музыку. Но при этом она наотрез отказывается взять в руки гитару своей матери. Я не слышала, чтобы она взяла на ней хотя бы один аккорд.
– Меня это не удивляет. Я уже понял это сегодня вечером. По словам Нолы, музыка заставляет ее чувствовать себя этакой уродливой сводной сестрой. Это все, что она сказала по этому поводу, но такие слова говорят о многом. Мне кажется, Нола считала музыку любимым ребенком своей матери. Это было единственное, ради чего Бонни пожертвовала всем – включая родную дочь. Нола ее не подвела, подвела ее музыка. Бонни всегда мечтала ехать в машине и слушать по радио свою песню. Похоже, что после стольких лет попыток она наконец сдалась, решила, что музыка предала ее. И тогда она покончила с собой. Нола уверена, что не смогла удержать мать от этого шага. Что без музыки Бонни не видела ничего, ради чего стоило бы жить.
Я долго смотрела на Джека. Тот осушил содержимое своей кружки и отодвинул ее на середину стола.
– Не ожидала этого от тебя.
Он с опаской посмотрел на меня:
– Чего именно?
– Такой проницательности. Для мужчины это просто верх чутья.
Наши взгляды встретились, и мне стало немного не по себе.
– Я уже говорил это раньше, Мелли, но думаю, это стоит повторить. Ты многого обо мне не знаешь.
Я машинально задергала ногой – эта нервная привычка у меня с детства. Чтобы Джек этого не заметил, я быстро встала и взяла обе кружки.
– Пожалуй, ты прав. Очевидно, на решение Бонни сильно повлияли наркотики и алкоголь, но ведь Ноле только тринадцать. Учитывая ее возраст и то, какой жизнью она жила, неудивительно, что она пришла к такому выводу. – Я поставила кружки в раковину. – Так что же нам теперь делать?
– Нам?
Я задумалась. Интересно, как так получилось, что я произнесла это слово. И почему это произошло так естественно? Я сказала себе, что, должно быть, это потому, что Нола мне нравится и я не готова позволить ей начать самостоятельную жизнь. Но даже я не была настолько искусна во лжи самой себе, чтобы считать это единственной причиной. Приклеив на лицо бодрую улыбку, я повернулась и, прислонившись к кухонному столу, сложила на груди руки.
– Джек, у тебя есть дочь-подросток. В недалеком будущем она станет встречаться с парнями. Такими, каким ты сам был когда-то. Ты считаешь, что справишься с этим в одиночку?
Его лицо мигом стало серьезным.