«…Неизвестная вам больная женщина с разбитым сердцем берет на себя смелость отнять у вас немного вашего драгоценного времени, чтобы просить о помощи в деле, которое является для нее вопросом жизни и смерти… К несчастью, мне не известны ни обстоятельства дела, ни степень вины моего мужа… но я уверена, что он не мог совершить никакого преступления, ибо в мире мало таких честных, добрых и благородных людей, как Рудольф. Мне кажется, что суть дела не в нем, а скорее в тех ненормальных, напряженных отношениях, которые сложились между странами Востока и Запада. Мой муж — простой, обыкновенный и очень хороший человек — всего лишь жертва, игрушка беспощадной судьбы…»
Письмо было напечатано на простой белой писчей бумаге и состояло из пяти сотен неудачно подобранных слов. В нем было одно интересное место:
«Совсем недавно я случайно узнала, что в сентябре 1955 года американским властям в Берлине были переданы трое американских граждан. Как я слышала, они были осуждены в России за антигосударственную деятельность и освобождены досрочно… Я думаю, что их семьи в США понимают, что это было проявлением гуманности. Разве Америка менее гуманная страна, и разве не ясно, что одно доброе деяние влечет за собой другое? Я буду молиться за вас до конца своих дней».
Не могло быть и речи, конечно, о том, чтобы я отправил это письмо председателю Верховного суда Уоррену. Я мог послать его только в одно место — в министерство юстиции, для изучения и анализа. Затем я ответил г-же Абель:
«Что касается вашего личного ходатайства, адресованного председателю Верховного суда Уоррену, то я думаю, что мне не стоит уведомлять его об этом ходатайстве. По-моему, оно не принесет никакой пользы, а, весьма возможно, серьезно повредит делу вашего мужа. Если решение будет в его пользу, то меньше всего можно ожидать, что это будет результатом какого бы то ни было сочувствия к тяжелому положению вашего мужа.
Что касается вашего упоминания о передаче американских служащих в 1955 году, я считаю, что по таким вопросам правильнее было бы обратиться в наш государственный департамент. В настоящее время американскую общественность больше всего интересует судьба американцев, находящихся в заключении в коммунистическом Китае».
«СЕГОДНЯ ПОДТВЕРЖДЕНО РЕШЕНИЕ ПО ДЕЛУ «СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ПРОТИВ АБЕЛЯ»
Содержание этой телеграммы, полученной в Нью-Йорке в 3 часа 59 минут дня, было передано в нашу контору по телефону. Она бьша подписана старшим клерком Верховного суда США Джеймсом Браунингом.
Примерно в это же время Абель писал мне из Атланты: «Только что я услышал по радио, что Верховный суд подтвердил решение низших судебных инстанций большинством в пять голосов против четырех. Я с нетерпением жду вашего мнения, особенно ввиду столь незначительной разницы в числе голосов. Думаю, что, учитывая характер голосования, можно ходатайствовать о пересмотре.
Я понимаю, как вы огорчены результатом, но считаю, что имеются обстоятельства, которые смягчают этот удар».
Непостижимый Рудольф! После двух лет и девяти месяцев — с лета 1957 года до зимы 1960 года — он только что проиграл свое дело большинством всего лишь в один голос и теперь выражал мне свое сочувствие. Но уже в следующий момент он писал:
«Не сможете ли вы приехать в Атланту для личной беседы, чтобы обсудить возможные юридические шаги? У меня есть одна-две идеи, которые было бы неплохо обсудить…»
Меня самого переполняли смешанные чувства. Я радовался, что все уже позади, но вместе с тем был разочарован тем, что мы не выиграли дело, и все же я был доволен, что мы довели дело до конца, и убежден, что сделали все, что можно было предпринять в данном случае.
Больше года назад, когда мы впервые обжаловали приговор в Вашингтоне, я подготовил короткое заявление для опубликования в момент, когда Верховный суд примет решение по делу, независимо от характера этого решения. Теперь ко мне начали являться репортеры, причем кое-кто из них явно ожидал, что я буду называть решение суда судебной ошибкой. Моя фирма опубликовала написанное мною год назад заявление без всяких изменений.
«Сам факт, что в Соединенных Штатах Абель был подвергнут всей должной законной процедуре, имеет и здесь, и за железным занавесом гораздо большее значение, чем конкретный исход дела.
Г-н Донован добавил, что он выступит с этим заявлением независимо от решения суда. Когда его спросили, как он чувствует себя после сегодняшнего решения, он ответил просто: «Устал!»
Члены Верховного суда написали три особых мнения. Это, конечно, свидетельствовало о борьбе, которая, по всей вероятности, происходила в комнате для совещания, а возможно, и явилась причиной повторного обсуждения. Эти мнения были изложены в резких выражениях.